— Им-то богам что, им знать и не надо, они как собаки всё чувствуют.
Синеус с деланным возмущением пророкотал:
— Как ты так можешь говорить о богах?
— Боги, они тоже люди.
— У тебя боги то люди, то собаки.
Олег сверкнул своими зелёными глазами и пробормотал:
— Они меня так напрягли, что на века работы хватит, хочешь здеся, на ветерку всё поведаю?
— Нет, Олег. Мы с тобой сначала отдохнём. Хельга, мы с тобой не виделись с тех пор, как по Карпатам погуляли, а за столом, если захочешь, расскажешь. А где твой кошкослон шляется? Ведь про него так много всякого болтают, — Ярл хитро прищурился. — Или ты его схрумкал, пока отдыхал от житейских забав в пещере?..
Олег застенчиво улыбнулся и чуть слышно пропел какую-то восточную мелодию. Сначала появился хвост, который дёргался сам по себе; потом появилась ухмыляющаяся пасть с зубами от саблезубого тигра; а потом появился он во всей своей красе; чёрный, как южная ночь, в белых носочках, белый галстук на груди и огненно рыжая голова.
— Это кто, смесь рыси с чёрным барсом?
— Что, не видал такого? А он к тому же и учёный, а зовут его по-простому — КОТ. Кот и таскал мне всякую живность всё это время, пока я думал о будущем. Он ещё и в травках разбирается: какие для оленины, какие для зайчиков, какие для медвежатины, какие от болезней от разных. Усами пощупает и определит, чем ты болен и какой травой надо лечить, а подмигнёшь, так он найдет травку и для кайфа.
— А откуда он появился? — ярл не мог прийти в себя от изумления. Кот подмигнул полтора раза, промяукал ту же мелодию, что проскрипел Олег, но сзаду наперед, и… исчез.
У Синеуса отвисли две челюсти сразу, а потом схлопнулись. Олег смотрел на него с восхищением.
— Видел, как одна челюсть отвисает, но чтобы две одновременно! Восторг и розы на сцену! — крякнул бывший князь.
Синеус промяукал, как котёнок:
— Он что, вообще исчез?
— Да нет, он просто стал невидимым и ненюхаемым, и вообще, летаемым.
— Ходют легенды, что он с твоими врагами — крут.
Викинг ощерил зубы:
— Меч достань, замахнись.
Олег даже не успел отскочить, как меч почти сорвал с его головы прядь волос, но ярл не успел, кот- невидимка сжал зубами его кисть, правой лапой мощным ударом выбил меч и своим хвостом врезал викингу в промежность. Синеус крякнул от боли, отдышался, но всё равно со значительной, как у апостолов христианства, интонацией изрёк:
— Продай, нет, подари! Давай поменяемся! Да за такого Кота я тебе отдам два драккара, да нет, три! Прошу, как побратима.
Олег вздохнул так, как будто приподнял гранитную скалу.
— Представь, что римский кесарь даёт мне за тебя десять драккаров, наполненных золотом, чтобы я тебя предал. Как бы ты поступил?
— Если бы ты согласился, я бы убил кесаря, а тебя — в клетку и показывал бы друзьям, врагам и всем прочим… Ещё и золото на этом зарабатывал бы.
— Вот и он мой побратим, только с хвостом.
— Но он же не может говорить!
— А мы с ним разговариваем, только мысленно. Хотя он может и не мысленно. Ты что, не знаешь, что он — сын Локки?
Олег раскрыл свою зубастую пасть и гулко захохотал. Викинг дернул правым плечом, а потом засмеялся так, как смеются только дети.
— Какие же они все счастливые, эти бородатые дети! Улыбки у них солнечные, ярость неподдельная, любовь — настоящая. В вашей наивности и сила и слабость. Хорошо вам, — прошептал про себя Олег.
Побратимы обнялись и неспешно пошли вниз, к очагу и к пиву, во всю глотку распевая какую-то похабную песню.
Фьорд синевелся какой-то невидимой красотой, вгрызаясь в скалы, а на берегу — 18 драккаров с ощерёнными драконьими мордами на штевнях. И круглые красные щиты по бортам. В центре двора стояло хмуро-грозное жилище, наполовину врытое в землю, чтобы защититься от холодных зимних ветров. Входная дверь оббита сосновыми лапами и медвежьими шкурами, чтобы не проникли демоны. Крышу его венчали громадные бивни мамонта. Вокруг — частокол, сделанный из огромных сосен.
Они не спеша вошли вовнутрь, по стенам висело оружие разных времен и народов: боевые топоры, двуручные мечи, секиры, кольчуги, щиты, украшенные спиральными рунами, ну и конечно же гобелены. Гобелены из Йорка, из Парижа, сразу было видно, что это не украшение — настоящее оружие для убийства; оружие, награбленное с половины мира. Все столбы и стропила украшала чудесная резьба: какие-то растения, странные животные, то ли куницы, то ли волки, кузнецы, воины и что-то ещё непонятное. Это был дружинный дом; под насквозь прокопчёнными стропилами горел огонь, сюда был запрещён вход для женщин и рабов, только для мужчин — воинов. Ну, а сегодня, в честь почётного гостя разожгли продольный огонь. Пол здесь устилала солома, за спинами пирующих пылал огромный очаг, а по бокам тянулись низкие полати, устланные волчьими, медвежьими шкурами и даже шкурами мамонтов. Сегодня было особенно многолюдно. Вносили столы, и на деревянных блюдах шипела и пузырилась оленина; свинина, нашпигованная чесноком и черемшой, обсыпанная брусникой, просила, нет, просто умоляла: «Съешь меня!»
Звучали громкие голоса, лилось хмельное пиво. Дружинный дом был велик, места за столами хватало для всех. В дом набилось под сотню викингов, вонь стояла невыносимая.
Олег и Синеус сели друг напротив друга на два трона, явно сворованных где-то в Европе. На праздничном обеде, переходящем в ужин, Олег ел очень много, хватал всё подряд, до чего могли дотянуться его руки, и жадными глотками пил рог за рогом пиво простое, пиво зимнее, брагу. Глаза Синеуса были обращены на огонь, суровое лицо светилось от радости, он не отставал от Олега ни на глоток. Хмель брал его с трудом.
Огонь в очаге задорно шипел, когда снег, вперемешку с дождём, врывался в прорубленную на крыше дыру — дымогон. Пировавшие передавали друг другу псалнериум — пять звонких струн, натянутых на упругое древко (очень похожий на гусли инструмент). Пирующие брали его по очереди в руки и каждый то ли говорил, то ли пел: то о ярости подводного великана Эгира, то о морской глубине, в которой его жена Ран раскидывала свои сети, чтобы выловить утонувших. И конечно о многих и многих победах.
Олег слушал молча, Синеус тоже помалкивал, ожидая, когда Олег заговорит сам. Но когда было выпито так много, что пиво уже не лезло в глотку, а глаза прикрылись пьяной поволокой, Синеус не выдержал.
— Тебя сейчас зовут Олег. Так скажи мне, Хельга-Олег, ты на самом деле зарубил Аскольда и Дира?
— Да нет, это гнусная ложь. Когда мы бегали пограбить Царьград, Аскольд вел 400 суденышек, а Дир — 700, каждый получил от 150 до 200 литр золота.
Синеус от удивления одним сумасшедшим глотком осушил бочонок пива, его усы встали дыбом от восторга.
— Да за такие деньги можно нанять 800–900 драккаров!!! Ведь 800 варягов за год — 10 литр золота, а сколько лодок-то было?
Олег выплюнул косточки какой-то рыбы и пробормотал:
— Да маловато — 2000, на каждой 40–50 воев, да конница, что шла берегом, полстолько.
Усы и глаза викинга говорили гораздо больше, чем его восхищённый рёв. Схватил двумя руками очередной бочонок, залпом выпил. Поймал под столом собаку, выдернул и занюхал.
— Олег, тут недавно у нас в гостях был посланец датского конунга. Так он нам поведал, что у них