предательства» (Российская музыкальная газета, 2002, №4).
Сейчас эту газету невозможно достать, она стала
библиографической редкостью.
Однако в моем «Гении зла» (2005), доступном в Интернете,
содержатся большие цитаты из упомянутой статьи, и читателю
будет нетрудно проверить, что обвинения Прохоровой в адрес
моего отца, приведенные в ее новой книге,
предательства». Что обвинения «поплывут», я, признаюсь, ожидал.
Прежде всего, в новой книге Прохоровой от упоминаний о 12
целенаправленных антисоветских разговорах с моим отцом
наедине в прохоровской квартире (см. ее статью «Трагедия
предательства») не осталось и следа. ТО ЕСТЬ СТЕРЖЕНЬ
ПРЕЖНИХ ОБВИНЕНИЙ ИСЧЕЗ! Это значит, что Прохорова,
наконец, согласилась с тем, что ее квартира прослушивалась.
Интересно, встречаясь с моим отцом в 1949 году, она это тоже
понимала? (Как я узнал из книги Прохоровой, она не только знала
о существовании своей родственницы разведчицы Веры Трэйл, но
и встречалась с ней; см. с. 28–29).
Единственное, за что пытается зацепиться Прохорова – это эпизод
с разговором на лестничной площадке про Маленкова (после
празднования дня рождения моего отца у него дома 19 сентября
1949 года). Эпизод, который в версии 2002 года представлялся
второстепенной, ничего не доказывающей деталью. Но в версии-
2012 он полностью переписан.
Разговор на лестничной площадке переехал в «кабинет»
(«кабинетом» была маленькая комната в коммунальной квартире,
в этой комнате кроме моего отца жили его мать и сестра), на стене
«кабинета» внезапно материализовался портрет Маленкова (этот
портрет перед выборами, как я полагаю, должен был висеть на
улице), а из «кабинета» в неизвестном направлении вопреки
логике были удалены моя бабушка и тетка (иначе не получился бы
«разговор наедине»). Логически связанное с этим эпизодом
описание разговоров со следователем и очных ставок с
М.А. Мееровичем и с моей теткой полностью переиначено –
не было в версии–2002!). А еще откуда-то возникла у моего отца
«секретарша»…
(Но и в полностью переиначенном виде этот единственный
оставшийся эпизод (разговор о Маленкове) по-прежнему
непригоден для обвинений моего отца. Дело в том, что
упомянутый разговор происходил спустя ровно два месяца после
ареста Вольпина. За моим отцом уже велась охота. Кстати,
ближайшей подругой Вольпина в те годы была дочь
(расстрелянного) разведчика, тесно связанного с лабораторией по
установке подслушивающих устройств в жилых помещениях.
Но даже если забыть о том, что мой отец был мишенью для
«органов», разговор в комнате коммунальной квартиры – это не