замахал руками.

– Святая дева Мария, – бормотал Аугусто, забыв с перепугу, где находится задняя передача. В конце концов ему удалось отъехать назад и пропустить два бронированных водомета.

Не в силах победить собственное любопытство, Рикас остановил фургон в зоне прямой видимости от места событий и забрался на крышу.

К оцеплению сзади подошли водометы. Из бронированных пожарных машин выпрыгнуло десятка два человек подкрепления. Кто-то достал ручной мегафон и принялся орать на демонстрантов. Аугусто ощутил укол ревности и уже собрался спрыгнуть, чтобы вернуться к своим обязанностям, как вдруг произошло нечто ужасающее.

Со стороны демонстрантов раздались крики. Потом рев мотора. Аугусто как раз слезал со своего фургончика и не видел подробностей. Когда он поднял голову, на полицейское оцепление несся объятый пламенем грузовик.

Аугусто видел, как разбегаются в разные стороны черные фигурки полицейских. И как из одного водомета бьет струя воды, точно в лоб несущемуся автомобилю. Видимо, кто-то там, в пожарной машине, решил сбить пламя. Тщетная попытка!

Грузовик врезался в заграждение, как таран.

Пламя жарко взлетело к небесам. Из кабины водомета выпрыгнула объятая огнем фигура. Покатилась по асфальту.

Толпа с ревом кинулась вперед.

Полиция попыталась вернуться на место, окружить единственный действующий водомет. Прочертили дымные траектории шашки со слезоточивым газом.

Но поздно!

Толпа ревущих людей захлестнула щиты, опрокинула. Кто-то принялся неистово раскачивать водометную машину. Уцелевшие полицейские собрались в каре, отступая к выходу с улицы. В них полетели камни, бутылки с зажигательной смесью. Рванули первые «торпеды», старавшиеся пробить стену щитов.

Аугусто Рикас терзал зажигание фургончика и никак не мог завести мотор. Никогда еще в жизни Аугусто не испытывал такого ужаса. И когда дверь его автомобиля распахнулась, он завизжал от страха, как женщина.

Его схватили крепкие руки. Ничего не видя и не слыша, Аугусто кричал и брыкался, но его выволокли на асфальт и отшвырнули в сторону. Над головой оглушительно загрохотало. На миг наступила тишина, и кто-то гаркнул:

– Даю вам пять секунд. После этого вы все объявляетесь вне закона! Говорит полковник вооруженных сил Хулио Алказар. У меня есть приказ стрелять!

Аугусто не решался открыть глаза, только сжался в комочек и обхватил голову руками.

– Раз!

Это работала его машина, кто-то, вероятно сам полковник, говорил в микрофон.

– Два!

Лопнула неподалеку бутылка. Аугусто окатило жаром пламени, но он все равно не открыл глаз.

– Три!

Через плотно зажмуренные веки по глазам ударила вспышка света. Аугусто, не зная того, вошел в историю. Его снимок, фотография маленького человека, лежащего в позе зародыша у солдатских ног, обойдет весь свет.

– Четыре!

Рикас услышал, как лязгнули затворы. И от этого тихо завыл. Он не видел, что в солдат, рассредоточившихся по улице, летят камни, арматура и коктейли Молотова. Пять секунд, щедро выделенные полковником Алказаром, демонстранты потратили не зря. Они отошли за полыхающие машины и убрали подальше женщин и молодежь.

– Пять!

Полковник поднял руку. Аугусто открыл глаза, в ужасе оглядываясь вокруг. Он видел только сапоги, зеленую одежду и собственную машину. Свой родной фургончик.

– Огонь!

Полковник Хулио Алказар за разгон этой манифестации получит орден. В результате столкновения с демонстрантами погибнет один солдат, семь полицейских и сорок пять мирных жителей, в том числе женщин и детей. Пути к отступлению будут отрезаны, поэтому вскоре митингующие окажутся в кольце. Сумевших вырваться будут отлавливать армейские патрули. Из всех ушедших из дома в тот день вернутся обратно только три человека.

С этого дня в Буэнос-Айресе будет объявлен комендантский час.

Техническая школа Военно-морского флота, спешно переоборудованная в тюрьму и фильтрационный центр, примет в этот день своих первых заключенных.

В тот день писатель и публицист Лара Рауль скажет, что все люди вокруг в единочасье сошли с ума.

Он будет прав.

– Я что-то пропустил? – поинтересовался Ловега, когда Антон вошел в палату.

Около его кровати сидели хмурые парни, которых Ракушкин видел с ним в первый день знакомства.

– Очень многое. – Антон присел на подоконник. В приоткрытое окошко задувал свежий ветер. В палате было прохладно. – Не замерзнете?

– Можете не беспокоиться. – Рауль лежал неподвижно, как лежат инсультники.

– Прежде всего я хочу представить вам моего друга и помощника. – Антон кивнул в сторону Таманского. – Это Константин. Он тоже из Союза и находится в курсе дела.

Ловега покосился на Костю и едва заметно кивнул.

– Хорошо. Можете без предисловий тоже вводить меня в курс дела. Мне рассказать вам нечего. У меня такое чувство, что я заснул, а проснувшись, обнаружил, что почти не могу двигаться, все тело болит и я не могу даже под себя сходить. Никакого света в конце туннеля я не видел и голосов не слышал. Так что теперь рассказывайте вы.

– Хорошо. Прежде всего, в стране военный переворот. – Антон посмотрел на часы. – Через два часа наступит комендантский час.

– Кто у власти? Что с президентом?

– Диктатором объявил себя генерал Хорхе Видела. Очень деятельный человек. О судьбе Изабеллы Перон я ничего не знаю. Скорее всего она жива. И, видимо, в тюрьме. Это, так сказать, общие новости. Теперь по нашим делам. Я прошел не по всему вашему списку. Однако того, что я видел, мне хватило.

– Так-так…

– Видимо, кто-то, и я предполагаю кто, прошелся по этому списку до меня. Фактически все лидеры подпольных групп, те, кто входил в Комитет, убиты. Гонсалес, Вольке, этих видел сам. О Крепком Эрнесте читал в газетах. За то, что ты жив, можешь благодарить только своих людей, которые не покидали больницу, и собственную кому. Те, кто убрал Комитет, явно не надеялись на то, что ты очухаешься.

– Кто жив? – прохрипел Рауль.

– Жив? – Антон улыбнулся. – Я понимаю, о чем ты думаешь. Но дело тут, как мне кажется, гораздо сложнее. Жив, конечно же, Кристобаль Бруно. Который сейчас возглавляет сопротивление. Его ребята организовали на днях манифестацию с погромами, против них были выпущены войска, есть множество убитых. Сегодня, видимо в ответ, взлетела на воздух машина с солдатами, которые собирались в увольнительную.

Рауль тихо застонал.