– Тебе нравится? Нравится? – спрашивала она.
И Таманский послушно кивал, все глубже и глубже погружаясь в этот мир, где все было понарошку и вместе с тем так реально, что можно было дотронуться рукой. Женщины улыбались ему, подмигивали и радостно смеялись, раскрывая накрашенные алые рты, когда Мариза грозила им кулачком. Таманский чувствовал, что в этом напудренном мире можно очень легко потеряться. И вечно бродить между вешалок, столов, ламп… Жить здесь. Под защитой бордовой портьеры, отделяющей мир настоящий от… от другого. Не иллюзорного, нет. Просто другого.
Реальность, погруженная в перья и вуаль, казалось незыблемой, она была и будет. Всегда.
Таманский начал понимать, почему Мариза, вместо того чтобы спокойно лежать в кровати у себя дома, потащила его сюда. Девочка, рано повзрослевшая, рано познавшая цену жизни, нашла тут свой настоящий дом. Семью. Взбалмошную, безалаберную, но вместе с тем настоящую.
Мариза потащила Костю на сцену, он рассматривал зал через маленькую дырочку в кулисе.
– Вот там, вот там, – шептала Мариза. – Видишь, толстяк…
– Да…
– У него пятеро детей. Он сюда приходит исключительно ради Изабеллы.
– Кого?
– Ну, Изабелла, она ругалась, что у нее колготы порваны!
Таманский припомнил гигантоподобную толстуху.
– Однако…
– Ему нравится, как она трясет бюстом. Он всегда вскакивает и аплодирует. А вот тот, видишь, худой с бородкой?
– Справа?
– Да. Это знаешь кто? Это мэр города!
– Ого… А не бывает у вас…
Но Мариза уже тянула его куда-то дальше. Через сцену, мимо скучающих пожарных, мимо канатов, лебедок. Дальше, дальше…
Они вбежали в большую комнату с зеркалами.
– Смотри! – Мариза выбежала на середину, легкая, воздушная. – Смотри! Как меня много!
Таманский отошел к стене, рассматривая девушку в бесконечности зеркал.
– Ты красивая…
– Я красивая! – Мариза закружилась по комнате. Еще круг, еще. Она танцевала сама с собой, увлеченная, раскрасневшаяся. – Я красивая!
В сторону полетела юбка, рубашка… И вот она уже обнаженная танцует, отражаясь в бесчисленных зеркалах. Тоненькая, женственная…
Она подлетела к Таманскому, схватила за руки, потянула его на себя.
– Иди, иди ко мне!..
Из кабаре они вышли далеко за полночь.
– Тут недалеко, пойдем… – Мариза танцующей походкой вывела Костю через черный ход. – Не будем ловить машину. В ней душно. Лучше пешком?
– Лучше, – согласился Таманский. Ему отчаянно хотелось спать. Глаза слипались. Но вместе с тем он чувствовал удивительный прилив сил. Словно все в этом мире ему было по плечу.
Свежий ночной воздух бодрил. Мариза пошла чуть впереди, кружась так, что юбка разлеталась в стороны и становились видны ее стройные загорелые ноги.
«А ведь я ее люблю», – неожиданно подумал Таманский.
От этой мысли стало тревожно. Словно бы этого и не следовало думать.
И когда дорогу им преградили четыре черные фигуры, Костя даже обрадовался. Думать больше было не надо…
Мариза словно на стену налетела. Она остановилась как вкопанная, а Таманский подошел сзади и встал перед девушкой.
– Пожалуйста, пропустите нас, – попросил он по-испански.
– Путаешься с латиносами? – ответили по-английски. В свете фонарей блеснули бритые затылки. – И с этим журналистишкой из Штатов?
– Какое вам дело? Я гражданин Союза Советских Социалистических Республик.
– А нам до этого дела нет. У тебя нос длинный…
И они шагнули вперед.
– Мариза, беги! – крикнул Таманский, отступая назад. Девушки позади не было. – А ну, разойдись! Зашибу! Блин! – заорал Костя по-русски и кинулся вперед.
Бритоголовые такого оборота событий не ожидали.
Поравнявшись с первым молодчиком, Таманский что было сил боднул его в грудь, целясь в солнечное сплетение. Судя по всему, удар удался. Кожу головы обожгло, но парня отбросило, он упал на землю, скорчился.
Еще Костя успел врезать по физиономии тому, что стоял слева. Потом во рту хрустнуло и взорвалось болью. Таманский отлетел назад. Споткнулся, но удержался на ногах. Прикрылся руками от удара ногой в лицо. Отскочил. Трое бритоголовых прижимали его к стене. В тень. Таманский метнулся было в сторону освещенной части улицы, но дорогу преградили. Блеснул нож.
«Опа. Плохо дело…» – пронеслось в голове.
Таманский почувствовал, как нога цепляется за что-то твердое. Сделал осторожный шаг назад, наклонился, пошарил в темноте рукой. Палка! Костя схватил обломок не то лопаты, не то мотыги и начал размахивать им перед собой.
– Убью! Суки!
Рывка того, что справа, он не заметил. Точнее, не успел среагировать.
Парень врезался в него, как игрок в американский футбол, всем телом. Отбросил к стене.
Костя взмахнул импровизированной дубинкой… Она стукнулась о какой-то камень и вылетела из рук.
Крепкий кулак врезался ему под ложечку, начисто вышибая дыхание.
Таманский сжался, стараясь прикрыть руками все тело сразу. Голову, печень, ребра. Пропустил удар коленом в лицо и понял, что плывет. Почва ушла из-под ног.
Перед глазами сверкнула сталь.
«Мне конец!»
Но смерть почему-то медлила. Потом кто-то заорал, будто коту наступили на яйца. Послышался грохот. Не то обрушилась кирпичная кладка, не то деревянная стенка разлетелась вдребезги.
Затем топот.
И над Таманским склонилось огромное, закрывающее половину неба лицо. Толстые щеки. Расплющенный, сломанный в нескольких местах нос, губы, похожие на блины. И взгляд безмятежной коровы, что пасется на лугу.
– Жив? – спросили по-испански.
– Жив-жив… – отозвался Таманский. Губы едва шевелились. Во рту было солоно от крови. – Жив.
Аркадио, охранник-вышибала из кабаре, аккуратно поднял Костю на руки.
– Куда? – поинтересовался он у плачущей Маризы.
Таманский вздохнул и закрыл глаза.
53
Когда он снова их открыл, было уже светло. Отчаянно болели челюсти, нос, дергалось веко.
Таманский посмотрел направо. И увидел стену. Посмотрел налево. Рядом с кроватью, на которой он лежал, сидела Мариза, уронив голову на грудь, она спала в кресле. Костя осмотрелся. Судя по всему,
