меньше людей и живые покорно принимают свою участь, они истощены, обессилели. Для слабых есть ваш Сотер, а сильные гибнут. Нам нужна эта жертва, Дэвид, нужна любой ценой.

– Если б можно было заменить девчонку мужчиной, ты бы пошел? – спросил Джош.

– Конечно, пошел бы. Если не я, то кто? – ответил Питер.

– Если не я, то кто? – тихо повторила Шарлотта. – Когда наступают тяжелые дни, мать Мария приходит ко мне шепнуть слова утешения. Пусть будет так.

Властный Питер склонился перед девушкой и поцеловал ее руку:

– Благодарю тебя, избранная сестра Шарлотта. Это великая жертва! Ты клянешься исполнить все повеления? Сохранить тайну? Вернуться из Мрака в смерть?

Бледнея, Шарлотта повторяла: «Да, да, да».

– Ты, должно быть, знаешь, что Черные Королевы имеют власть над возрожденными мертвецами? Они могут призвать их, заставить подчиняться своей воле. Великая Королева, Белая Королева в минуту славы способна подчинить себе сотни, тысячи, десятки тысяч живых покойников, отдать им любой приказ. Прыгнуть в Темзу, шагнуть в огонь, вернуться в свои могилы и никогда больше не тревожить несчастный мир. Представляешь себе – ни одного мертвеца, ни одного смердящего трупа?

– Нет, – осторожно улыбнулась Шарлотта. – Даже представить себе не могу.

– Ты знакома с ритуалами?

Шарлотта поморщилась. Ее ждал месяц ада. Упражнения на концентрацию, ванны из свежей крови, бичевание, жертвоприношения, многочасовые бдения, заклинания нараспев, ядовитый дым, от которого можно потерять разум. Доведенную до исступления жрицу приковывали к алтарю, вызывали демона, чтобы тот забрал ее душу, потом запирали Дом. И наутро из него выходила Черная Королева.

– Белая Королева сражается с демоном, охраняя свою чистоту, и побеждает его. А потом – в минуту славы – лишает себя жизни. Поэтому ей удается сохранить разум, память и волю, не впускать в душу Мрак, по крайней мере сразу.

«А потом?» – хотела спросить Шарлотта, но Джош успел раньше:

– Что будет с Королевой потом?

– Потом… – Питер помолчал немного, глядя в окно. – Потом ее надо как можно быстрей уничтожить, лучше всего сжечь вместе с Домом.

Парни опустили головы, изучая причудливые узоры ковра. Никому, кроме Питера, не хотелось встречаться с Шарлоттой взглядом.

– У меня есть одна просьба, можно?

– Говори, сестра!

– Отложите ритуал на один день. Я хочу отдохнуть. Посмотреть, как в тумане качается город, как парят над крышами вороны, как спокойно растет трава во дворе. Хоть раз в жизни уснуть в постели, не боясь, что мертвец постучит в дверь.

– У нас мало времени, – вздохнул Питер. – Но один день ничего не изменит. Отдохни, сестра, и спасибо за твой великий дар. Я уверен, ты сможешь пройти испытания.

Джош и Дэвид проводили Шарлотту в другое крыло здания. Ее ожидали царские покои – кровать с балдахином, ковры, светильники, бархатные тяжелые шторы. Когда парни исчезли за дверью, Шарлотта кошачьим жестом потерлась о мягкую ткань и чихнула от накопившейся пыли. Девушка повалялась на широкой постели, раскинув руки и ноги. Заметив умывальный столик, с наслаждением умылась в тазу, еще раз оттерла шею и руки, деревянным гребнем расчесала кудри. Потом сунула в карман кусок хлеба, вышла за двери – гулять по замку ей не возбранялось – и попросила первого встречного парня в белой рубашке помочь подняться на крышу. До вечера Шарлотта просто смотрела на городские кварталы, поочередно выступающие из-за занавесей тумана, отщипывала от ломтя кусочки кислой мякоти, посасывала корочку и ни о чем не думала. У нее впереди был еще день – целый огромный день.

На закате к Шарлотте слетелись голуби – целая стая серых, пестрых и белых как снег голубей. Может, их привлекли крошки, может человеческое тепло. Острыми коготками они цеплялись за плечи и руки девушки, топтались по волосам, мягкими крыльями задевали лицо и ворковали что-то свое, утешительное и нежное. Очарованная Шарлотта прикасалась к гладким перьям, ощущая, как вздрагивает горячее тельце, как покорно замирает в ладони, чтобы потом рвануться прочь, на свободу. Она встала – и птицы вспорхнули прочь, закружились в тумане разноцветной и шумной стаей. Отец Марк говорил, что к Сотеру тоже летели голуби.

Ночь Шарлотта проспала безмятежно, словно снова стала маленькой девочкой, в те счастливые дни, когда мама и бабушка и сестра были живы. Они с Оливией накрывались одним одеялом, чтобы было теплее, мама пела им песни и успокаивала, обещая: все будет хорошо.

Брат Джош разбудил ее на рассвете. Он поклонился в пояс будущей Королеве, накинул на озябшие плечи красную мантию, и, не говоря ни слова, провел ее к ритуальной купальне. От острого, ржавого запаха девушке сделалось дурно, захотелось сбежать – она не сможет, не сможет, нет!!! Сбросив бархат на пол, Шарлотта перешагнула через бортик и опустилась в густую жидкость. Так же спокойно, как накладывала тухлый жир, она втирала овечью кровь в молочно-белую кожу, смачивала кудри, следя, чтобы ни единого сухого волоска не осталось. Бледный Джош наблюдал за ритуалом, сжав губы, заледенев, словно она уже умерла. «У него серые глаза, – улыбнулась Шарлотта. – Среди деревьев или рядом с зеленым бархатом они зеленеют, а когда Джош смотрит на небо – становятся синими, как драгоценные камни. И он останется жив».

– Скажи, Джош, – невинно улыбнулась Шарлотта. – Когда я прикажу мертвецам убраться в ад, чем ты займешься? Будешь ловить рыбу в Темзе, откроешь лавочку, станешь учиться? Женишься на красотке пятнадцати лет от роду и начнешь плодить с ней детишек?

– Тебе нельзя говорить со мной, – буркнул Джош и упрямо сжал губы. – Ты должна думать только о ритуале.

Шарлотте захотелось сказать, что она думает о том, как его пальцы торопливо расстегивали рубашку, но кровь с волос потекла по лицу, возвращая. Ритуал – шаг за шагом, слово за словом – иначе все усилия будут напрасны, демон заберет ее душу, вырвав из тела. Усмиренная Шарлотта набрала полные ладони крови, прикоснулась губами к ней и позволила Джошу помочь ей выбраться из купальни, осушить мягкой тканью липкое тело.

Бичевание оказалось больнее, чем она думала, – двое парней поочередно вспарывали ей кожу короткими, яростными ударами. Потом она, кривясь от боли, сама взяла кнут и повторяла движения – как подсечь ноги, как достать до лица, как вырвать из рук раскаленную плеть.

Концентрации и заклинаниям Питер учил ее сам. Он был бесконечно терпелив и мягок, раз за разом повторяя неудобопроизносимые слова на давно исчезнувшем языке, поправляя ее ошибки, хваля за любую удачу. Иногда он гладил ее по волосам, ласково и небрежно, иногда с нарочитой почтительностью целовал руку, именуя «Ваше Величество». Когда Шарлотта в первый раз без запинки произнесла вслух сложную формулу, в темных глазах наставника заиграли искорки, он искренне обрадовался успеху. Но под маской приветливой доброты пряталось иное – однажды девушка подглядела в настольном зеркальце подлинное лицо милого брата Питера и навсегда перестала ему доверять.

Самым сложным оказался ритуал жертвоприношения – перерезать глотки истошно блеющим овцам, вспарывать животы поросят, отрубать головы петухам. К великому облегчению Шарлотты, ей не пришлось убивать ни детей, ни девственниц. Наоборот, следуя причудливому ходу ритуала, она должна была помиловать убийцу и собственноручно отпустить на свободу предателя. Шарлотта пришла в неописуемую ярость, увидав, кого придется вышвырнуть за ворота Тауэра. Воришка, паскудный червяк, который продал и предал собрание, натравил лордов на отца Марка… Какое к Мраку может быть милосердие? И все-таки она открыла ворота, отодвинула ржавый засов и даже не толкнула предателя, не отправила пинком в грязный ров. «Сотер любит тебя – пускай он тебя и спасает».

Последней жертвой был голубь, белый как снег, живой голубь. В уединении спальни Шарлотте надлежало, читая заклятия, пустить по ветру щепотку пуха и перо из крыла, затем оторвать птице голову, выпить всю кровь, мясо сжечь, а голову положить под подушку за час до сна. И уснуть… уже несколько дней Шарлотте почти не давали спать, заостряя воспаленное восприятие до предела. Мельком глядя на себя в зеркало, девушка усмехалась криво – где розовые щеки, сияющие глаза, пышные кудри? Гримироваться под