— Я не уверен в том, что… — начал было консул, но в этот момент Давид добавил:

— Нельзя ли мне заглянуть в закон?

Консул позвонил и через минуту явился обольстительно улыбающийся Эмилио с толстенным томом, называемым «Законами шведского государства».

Перелистав его привычной рукой, Давид нашел Закон о заключении брака при посредстве шведских властей за границей. «На основании особого решения Его Королевского Величества полномочиями при регистрации браков обладают министры в Анкаре, Берлине, Каире, Париже и Тегеране, а также в Токио и Бангкоке, генеральные консульства в Бангкоке, Гамбурге, Шанхае и Танжере, а также консул в Иерусалиме».

Мадрида там не было. Дальнейшие изыскания в Своде законов привели их лишь к ограничениям: в одном случае разрешение распространялось на одних только шведских подданных, а в Париже, например, жаждущие сочетаться браком шведы могли это сделать лишь в свободный от праздников вторник.

— Так или иначе, а все равно, как ни верти, получается Париж, — резюмировал Давид. — В свободный от праздников вторник.

Люсьен Мари казалась смущенной. Когда консула позвали к телефону, она прошептала:

— Вчера вечером я отправила длиннющее письмо маме, и написала, что мы уже женаты. Я же думала, что мы с тобой на самом деле будем зарегистрированы, когда письмо дойдет. Пришлось мне взывать к ее романтическим чувствам.

Давид сразу все понял.

— Ясно, все дело будет испорчено, если мы вдруг теперь явимся туда, как снег на голову, а сами все еще не женаты?

Давид еще раз просмотрел весь закон.

— Если только прикинуться кочующими лапландцами. Или миссионерами в Китае. Вот для них имеется два-три гуманных исключения…

Наконец консул счел нужным пригласить незадачливых жениха и невесту с собой на второй завтрак.

— Не желаешь ли ты обвенчаться в Тегеране или Бангкоке? Или, может быть, в Иерусалиме? — с горечью обратился Давид к Люсьен Мари. И, обернувшись к консулу: — А что говорит Союз проживающих за границей шведов по поводу того, что только богатые люди имеют право и возможность сочетаться законным браком?

Люсьен Мари вдруг засмеялась.

— Нечего смеяться, — сказал Давид. — Ведь это типичный пример того, как мы тут, в Европе, опутаны законами и предписаниями, относящимися еще к прошлому веку. Мы с тобой европейцы, современные люди. Уж должны бы мы иметь те же возможности, что американцы. Наверняка те не страдают оттого, что один из них из Флориды, а другой, скажем, из Коннектикута.

— Я только подумала, что есть очень простое решение, — улыбнулась Люсьен Мари.

— Хотелось бы услышать, — хмыкнул Давид.

— Давай переедем границу и попросим мэра в первой же французской деревушке нас обвенчать.

И консул, и Давид собрались что-то сказать, но, взглянув друг на друга, сбились и умолкли.

Было как-то даже досадно, как все равно после проигрыша на международных соревнованиях — стоять вот так и смотреть, как Свод Законов бесцеремонно вытесняется Кодексом Наполеона. Но Люсьен Мари была француженка, бумаги у них в порядке, а мэр во Франции действительно имеет право регистрировать бракосочетания.

— Ты права, — согласился Давид. — Едем за границу.

— Я очень огорчен, что не смогу взять на несколько дней отпуск и отвезти вас в своей машине, — вздохнул консул; его забавляли их свадебные неурядицы, и, кроме того, хотелось узнать, чем кончится дело.

— Странно все-таки, что решение нашел человек, менее всех нас сведущий в законах, — заметил Давид.

Консул лукаво улыбнулся, но не сказал того, что думал, пока они не собрались уходить, а Люсьен Мари не скрылась в дамском туалете:

Женщины всегда гораздо хитроумнее и изобретательнее, чем мы, когда дело касается оформления брака, запомните это.

Волна тепла в марте прошла. Апрель явился в плохом настроении. Барселона была затянута дождем, когда они сели в поезд; через полдня они добрались до французской границы. Дождь и холод сопровождали их, когда они шлюзовались в таможенных очередях по ту и по другую сторону границы. Станционный поселок тоже не выглядел веселее от ненастья.

— Куда? — спросил Давид.

Люсьен Мари закрыла глаза, повернулась кругом и показала рукой — почти точно — на электричку, вот-вот готовую отойти. Они вскочили в нее наугад и вышли в какой-то горной деревушке у самых Пиренеев. Старое баскское селение, оно выглядело бы очень живописным, если бы не дождь и ветер. Затерянный мир среди диких гор.

Они отыскали гостиницу, а потом постепенно и мэра. Мэр — одетый в рабочую одежду крестьянин — возился у себя во дворе, среди старой хозяйственной утвари. Он оказался скептиком, с дотошной внимательностью просмотрел все их бумаги, как будто заподозрил, что они фальшивые, дал понять, что сначала должен позвонить об их просьбе в Париж, а будущих супругов, с сомнением покачав головой, попросил явиться на следующий день.

— Видишь, и здесь нам нельзя обвенчаться, — сказал Давид, разрезая плечом упругий горный ветер, когда они уходили от мэра. — И в самом деле, пожелать обвенчаться, как это подозрительно! Он сразу же решил, что мы авантюристы.

— Ну, что ты, он только вид сделал, — возразила Люсьен Мари, прячась от ветра за спиной Давида. Наверное из-за ветра она решила последовать примеру монахинь и спрятала руки в рукава.

— С чего ты это взяла?

— Нет, правда. Я тут разговорилась с его экономкой. У них есть корова, так она вот-вот должна отелиться, поэтому у него просто нет времени быть сегодня мэром.

Давид засмеялся, но если бы это была не Люсьен Мари, ему стало бы завидно. Люди всегда давали ему официальные объяснения, а ей они доверяли свои истинные побудительные причины — те, что всегда как-то надо оправдать перед собеседником.

— Ну, пойдем. Купим себе свадебный букет бессмертников, а завтра притащимся сюда, постаревшие еще на один день, — предложил он.

На следующее утро корова, наконец, отелилась, и у мэра появилось время быть мэром. Он потушил свой «галуаз», надел праздничный костюм, пригласил экономку и работника в качестве свидетелей, поплевал на палец и стал листать свой справочник.

Начало он прогнусавил в нос, внушительно, как мессу, но вопросы ее прокричал, как следователь на допросе в полицейском участке.

Правонарушители каждый раз вздрагивали и отвечали «да» — и стали таким образом мужем и женой. И даже получили об этом письменное свидетельство.

— Ну так как, теперь у тебя другое самочувствие? — обратился к ней Давид, когда они опять шагали по двору к калитке. Из хлева, пристроенного к дому, доносилось слабое мычание. Дождик на некоторое время перестал.

Он ожидал, что она отрицательно покачает головой и улыбнется, отвечая на его улыбку. Но она остановилась, оглянулась вокруг и серьезно произнесла:

— Ну совершенно по-другому!

Над серыми домами возвышались горы, там, на горных склонах, рождались облака — белые пушистые клочья, клубящиеся дымы, солнечные дороги из серебра — слоистый, меняющийся, подвижный мир.

— Совершенно по-другому, — повторила она и провела рукой по лбу, как будто у нее закружилась голова.

— Неужели ты это серьезно? — удивленно спросил он. — Ведь то была формальность самой чистой воды.