кому мы можем обратиться? По большей части экономисты не оказались полезными советчиками. Многие из них лишь ограничились предоставлением политикам интеллектуальных аргументов, пользуясь которыми те обосновывали правильность движения в сторону дерегулирования.

К сожалению, вместо изучения битвы идей основное внимание часто уделяется роли частных лиц: тем злодеям, которые породили кризис, и тем героям, которые нас спасли. Другие участники разбираемых здесь событий будут писать (и фактически уже написали) книги, в которых они показывают пальцем на того или другого политика, на того или другого финансового директора, действия которого довели нас до нынешнего кризисного состояния. При написании этой работы я ставил перед собой совсем иную цель. Я исхожу из того, что практически все критические приемы, вроде тех, которые связаны с дерегулированием, являются следствием действий определенных политических и экономических «сил», то есть интересов, идей и идеологий, которые не представляет какая?то одна конкретная личность.

Когда президент Рональд Рейган в 1987 году назначил Гринспена председателем Федеральной резервной системы, он искал человека, положительно относящегося к идее дерегулирования. Пол Волкер, который до этого был председателем ФРС, заслужил высокую оценку за свою деятельность в должности руководителя Центрального банка, так как ему удалось снизить уровень инфляции в США с 11,3% в 1979 году до 3,6% в 1987 году7.

Как правило, такие достижения приводят к автоматическому повторному назначению на должность. Но Волкер понимал важность регулирования, а Рейган хотел, чтобы на этом посту работал человек, который будет избавляться от регулирующих положений. Если бы Гринспен не подходил для решения этой задачи, на эту должность было много других претендентов, готовых заняться дерегулированием и способных это сделать. Поэтому проблема заключалась не столько в Гринспене, сколько в идеологии дерегулирования, которая в те годы была доминирующей.

Хотя эта книга в основном посвящена экономическим убеждениям и тому, как они влияют на политику, чтобы понять связь между кризисом и этими убеждениями, нужно разобраться в том, что произошло. Эта книга не является детективным романом, но в ней имеются важные элементы, раскрывающие сразу несколько загадок. Как крупнейшая экономика в мире оказалась в состоянии свободного падения? Какие политические действия и какие события в 2008 году вызвали столь серьезный экономический спад? Если мы не сможем согласиться с ответами на эти вопросы, мы не сможем согласиться и с тем, что нам делать как для выхода из этого кризиса, так и для предотвращения следующего. Анализ относительного влияния плохого поведения банков, неудач регулирующих органов или рыхлой денежно–кредитной политики, проводимой ФРС, является непростым делом, но я объясню, почему я возлагаю ответственность за произошедшее на финансовые рынки и институты.

Отыскание базовых причин напоминает послойное очищение луковицы. Каждое объяснение, как отдельный слой, порождает дополнительные вопросы, которые надо потом задать при переходе к более глубокому уровню, следующему слою. Вот пример такого углубления. Порочные стимулы, возможно, и способствовали близорукому и рискованному поведению банкиров, но почему вообще появились такие порочные стимулы, которыми банкиры воспользовались? На этот вопрос существует готовый ответ: они появились из?за проблем в области корпоративного управления, где определяется, какими должны быть стимулы и оплата. Но мы на этом не останавливаемся и идем дальше вглубь. Почему же рынок не прибегнул к дисциплинирующим мерам при проявлении признаков плохого корпоративного управления и возникновении плохих структур стимулирования? Естественный отбор, как считается, должен приводить к выживанию наиболее приспособленных; другими словами, процветать должны были бы фирмы с лучшими структурами управления и стимулирования, ориентированные на получение долгосрочных результатов. Но эта теория стала еще одной жертвой нынешнего кризиса. Если задуматься о проблемах, которые данный кризис выявил в финансовом секторе, то становится очевидным, что они носят общий характер и что подобные проблемы существуют и в других областях.

Также поражает, что когда в ходе анализа уходишь в глубину, то видишь, что, хотя на поверхности появились новые финансовые продукты вроде субстандартных, то есть низкокачественных, ипотечных кредитов и долговых инструментов, обеспеченных заложенными активами, на самом деле этот кризис очень похож на многие другие, которые имели место и до него, как в Соединенных Штатах, так и в других странах. Существовал пузырь, который, лопнув, стал сметать все, оказавшееся на его пути. Надуванию последнего пузыря помогали плохие банковские кредиты, выдаваемые под залог активов, стоимость которых из?за надувания пузыря была искусственно завышена. Появившиеся инновационные финансовые продукты позволяли банкам скрывать большую часть своих плохих кредитов, выводить их за рамки балансового отчета, увеличивать размер фактически применяемого кредитного плеча, из?за чего пузырь надувался все больше и больше, а тот хаос, который породил его прорыв, становился все масштабнее. Новые инструменты (кредитные дефолтные свопы), предназначенные, казалось бы, для управления рисками, но в действительности созданные такими, чтобы обмануть регулирующие органы, были настолько сложными, что риски при их применении только увеличивались. В связи с этим возникает серьезный вопрос, который повторяется на протяжении большей части этой книги: как и почему мы позволили такому краху случиться снова и в таких огромных масштабах?

Хотя найти глубокое объяснение этому трудно, есть несколько простых обоснований произошедшего, которые можно легко опровергнуть. Как я уже упоминал, те, кто работал на Уолл–стрит, хотели верить в то, что каждый из них по отдельности ничего плохого не делает и что сама система по своей сути является правильной. Они считали, что стали жертвами несчастного случая из?за шторма, случающегося раз в тысячу лет. Но кризис не относится к тем явлениям, которые возникают на финансовых рынках сами собой: это был рукотворный феномен, появившийся в результате деятельности людей, это было то, что Уолл–стрит сделала для себя и для остального общества.

Для тех, кто не покупается на аргумент «все случилось само собой», адвокаты Уолл–стрит подготовили и другие объяснения. Например, все это нас заставило сделать правительство, так как оно поощряло людей становиться домовладельцами, а нас призывало кредитовать неплатежеспособных заемщиков. Или такой: правительству следовало бы остановить нас и не позволять нам заниматься тем, что мы делали; и, значит, во всем виноваты регулирующие органы. Во всех этих попытках американской финансовой системы переложить свою вину за этот кризис на других существует что?то особенно неподобающее, и поэтому и последующих главах мы объясним, почему аргументы такого рода являются совершенно неубедительными.

Сторонники прежней системы также постарались удержать свои позиции и на третьей линии обороны, тот самой, которой они воспользовались несколько лет назад во время скандалов с Enron и WorldCom. Они утверждают, что в каждой системе можно найти несколько гнилых звеньев и почему?то наша «система», в том числе регулирующие органы и инвесторы, просто плохо делала свою работу, чтобы надежно защитить себя от последствий разрыва. К Кену Лейсу, главному исполнительному директору Enron, и Берни Эбберсу, главному исполнительному директору WorldCom, с махинациями которых мы столкнулись в первые годы десятилетия, теперь добавились Берни Мэдофф и множество его коллег, например Аллен Стэнфорд и Радж Раджаратнам, которым в настоящее время предъявлены обвинения. Но количество виновников того, что произошло и тогда, и сейчас, не ограничивается узким кругом этих людей. Однако защитники финансового сектора не хотят признаться в том, что именно они оказались тем самым гнилым звеном, из?за которого и произошел крах.

Всякий раз, когда видишь проблемы, столь широко распространившиеся и столь долго сохраняющиеся, как те, что охватили финансовую систему США, можно прийти лишь к одному выводу: эти проблемы являются системными. Огромные размеры бонусов, выплачиваемых на Уолл–стрит, и узкая ориентация лишь на получение денег, может быть, и позволили финансистам добиться более высоких доходов по сравнению с теми, что причитались бы им при справедливом подходе и соблюдении этических норм, но универсальность проблемы позволяет высказать предположение, что в системе существуют недостатки фундаментального характера.