— Ничего. Просто так, нам надо идти, — сбивчиво отвечала она.
Они прошли несколько шагов ко дворцу. Он произнес решительно:
— Как вернется дядя, я с ним объяснюсь.
Она с ужасом уставилась на него.
— Ты хочешь ему все рассказать о нас?
— Конечно. Он поймет, что мы любим друг друга, и отпустит тебя.
— Я не ослышалась? Ты намерен раскрыть наши отношения?
— Он стар для тебя, разве сам не понимает? Я знаю, что он человек не глупый и сделает все, чтобы мы были вместе.
— Он убьет нас! — со стоном проговорила она.
И тут Иван вспомнил, как Владимирко в Вислице сначала приказал наградить венгра за помощь во взятии города, а потом палач ослепил его, вырвал язык и оскопил. А какая судьба ожидает его?..
Но ни он, ни она об этом не стали задумываться. Потекли счастливые дни, наполненные тайными встречами или где-то в потаенном уголке сада, или где-нибудь на окраине Галича, или в ее светлице, или его горнице.
Как-то он спросил:
— Владимирко тебя не забижал?
— Ни разу. Он любит меня, мне хорошо с ним живется.
— А почему тогда со мной? — ревниво спросил он.
— Шестьдесят ему.
— Ну и что?
Она посмотрела ему в глаза, подумала, ответила:
— Поживешь — узнаешь. Не дай Бог тебе со старухой жить. Да еще нелюбимой…
А потом добавила:
— Многие бояре в Галиче ненавидят Владимирко. Жестокий он. Иных притеснил, других обидел, кто- то разных бед натерпелся. А бояре — это большая сила, шутить с ними нельзя.
— По себе знаю, — подтвердил Иван. — Они главная моя опора. Как и всякого князя.
Они таились от людей и думали, что никто не замечает их встреч. Однако дней через пять в коридоре дворца Ивана остановил боярин-огнищанин Владислав Витанович, на ответственности которого лежало все течение жизни вотчины и сохранность княжеского имущества. Щуря хитроватые глаза, проговорил заговорщически:
— Знает ли князь, что на свете нельзя утаить двух вещей — воровство и любовную связь с чужой женой?
— Это ты о чем? — меняясь в лице, спросил Иван.
— Нельзя скрыть потому, — продолжал боярин, будто не слышал вопроса, — что оба эти случая волнуют всех людей и никто к ним не остается равнодушным.
— Ну и что? — уже с вызовом задал вопрос Иван.
— Да ничего. Вернется князь Владимирко, несдобровать вам обоим.
— А зачем ты мне об этом говоришь? Пожалеть хочешь или напугать? Так знай, я не из пугливых.
— Ни-ни! Ни пожалеть, ни попугать. Просто хочу договориться с тобой.
— И о чем же?
— Присмотрел я тут небольшую рощицу на реке Днестре, хотелось бы присоединить к своим владениям.
— Она что, во владении звенигородского князя находится?
— Нет. Роща принадлежит Владимирко.
— К нему и обращайся. Я-то при чем?
— А ты через княгиню Анну посодействуй. Ради тебя она на все пойдет, влюбленных баб я знаю. Пусть уговорит мужа передать эту рощицу мне. И тогда ни одна живая душа не прознает про вашу любовную связь с княгиней. Держать язык за зубами я умею.
Он передал просьбу боярина Анне. Она долго молчала, как видно, переживая внезапно свалившуюся на них напасть, но потом проговорила твердо:
— Обещай ему, что я выполню его просьбу. Иного выхода у нас с тобой нет.
— А сдержит он свое слово?
Она пожала плечами.
— Кто его знает. Скользкий он человек, к тому же вокруг князя постоянно крутится. Всего можно ожидать.
Когда гонцы сообщили, что князь возвращается, Анна сказала Ивану:
— Поезжай к себе в Звенигород. Мало ли что может случиться.
— А как ты?
— Чему быть, того не миновать. Но, может, все обойдется.
IV
С тяжелым чувством Иван покидал Галич. Он был почти уверен, что кто-то сообщит Владимирко об их любовных встречах с Анной, и был готов принять любую кару. Но проходила неделя-вторая, а никаких известий из Галича не поступало, и Иван стал надеяться, что все закончится благополучно. Но на третьей неделе прискакал гонец от князя с приказом срочно явиться во главе дружины в Галич.
— Что случилось? — обеспокоенно спросил он гонца.
— Война с князем киевским Всеволодом начинается, — бросил тот на ходу и поскакал дальше.
«А может, это ловушка для меня? Одного вызвать к себе, так я могу и сбежать, — размышлял Иван. — А тут с дружиной, дескать, война, поход, а на самом деле ничего этого нет, а меня в оковы и на виселицу или голову отсекут…»
«Да нет же, — разубеждал он себя через некоторое время, — будет Владимирко поднимать дружину! Послал бы в Звенигород десяток своих воинов, схватили бы они меня и доставили в Галич как миленького…»
Впрочем, случилось так, как и сообщал гонец: на Галицкое княжество надвигалось огромное войско великого князя Всеволода с союзниками. Владимирко привел с собой небольшой отряд венгров.
— Всеволод в два, а то и в три раза сильнее меня, — говорил он на военном совете. — Но попытаюсь взять его хитростью.
Войска он повел сначала на юг, перешел реку Сереть и остановился лагерем, ожидая дальнейших действий противника. Тут он встретился как-то один на один с Иваном, спросил, будто неожиданно вспомнив:
— Да вот что, племянник… Мне кто-то говорил в Галиче, что вы много времени проводили вместе с Анной. Так ли это?
— Да, так, — не стал отрицать Иван, а внутри у него все похолодело.
— Вон как, — хмыкнул Владимирко, но тут же рассудительно произнес: — И то верно: ведь вы — родственники? Почему бы лишний раз и не увидеться?
И пошел своей дорогой, а Иван долго смотрел ему вслед, не веря, что разговор на этом закончился. «В первый раз пронесло, — подумал он. — Следующего раза не будет».
Всеволод с огромным войском появился на том берегу реки и встал около второго города Звенигорода. Скоро к нему подошел двоюродный брат Изяслав Давыдыч с половцами. Галичане со страхом наблюдали за огромным табором, раскинувшимся вдоль неширокой речки. «Прихлопнут нас, как мух», — говорили они между собой.
Немного постояв, Всеволод навел плавучий настил из бревен и переправил войско на правый берег, отрезав Владимирко пути к Галичу и Перемышлю. Отступать можно было только на юг, но там лежали вечно враждебные половецкие степи. Галичане оказались в ловушке.