преподнести соседу по комнате. Надо было сделать это еще год назад. Мне же нужен хоть один друг. Человек, с которым можно поделиться разочарованием от поездки в родные места. Рассказать об узких улицах Кампо-Секо, пропитанных неприятными запахами, посетовать на то, как рвутся семейные связи.
Но, едва распахнув дверь комнаты, я обнаружил Родриго за сбором вещей. Он поблагодарил меня за подарок, но даже не открыл коробку.
— Это твой? — Он держал передо мной шелковый красный шарф.
— Не думаю.
— Прекрасно, — ответил он и запихнул шарф в дорожный сундук, забитый рубашками и штанами.
Взял стопку книг, бегло просмотрел и швырнул туда же, поверх мятой одежды. Комната практически опустела. Он снял со стены литографию, на которой была изображена наполовину достроенная Эйфелева башня. На его пыльной тумбочке просматривались три чистые полоски — место, где стояли семейные фотографии в рамках. Он уже снял простыни с матраса. В прорехе виднелось что-то черное. Клоп. Родриго раздавил его между пальцами.
— Сувенир на память, — сказал он. — Когда меня будут спрашивать, как живется во дворце, я стану показывать этого клопа. Чтобы все знали — во дворце они такие же, как везде.
Он попросил меня помочь ему закрыть сундук. Я уселся сверху, и Родриго защелкнул последний замок.
— Ты сделал что хотел? — спросил я.
— Сделал, но кого это волнует? Кому сейчас это нужно? У нас республика!
— У кого это «у нас»?
— Ты что, не слышал? В Португалии!
— Король Мануэль умер?
— Монархия умерла. А что ты так беспокоишься о нашем короле? Не волнуйся, он жив-здоров, сидит в Гибралтаре. И очень хорошо. У нас новое правительство. Во главе с Брагой, профессором литературы.
— Первый раз слышу.
— Нет, ты представляешь? И это случилось при моей жизни!
— Может, тебе лучше подождать, пока там все не уляжется? — Я положил руку на сундук. — Там сейчас не опасно?
— Они нуждаются в таких специалистах, как я, — строителях, проектировщиках. Появится конституция, экономические программы. Дела будет хоть отбавляй.
— А как же твои проекты в Испании? Если ты останешься, получишь награду.
— Фелю! — напыщенно произнес он. — Свобода — вот лучшая награда.
Он заглянул под кровать — проверить, что ничего не забыл, — а я потихоньку спрятал за спину коробку. Он же не оценил моего жеста. Но уже на пороге, волоча за грузчиками, тащившими его дорожный сундук, свой саквояж, он еще раз оглянулся и вспомнил про конфеты.
— Разве революция недостаточно сладкая? — спросил я.
— Это разные вещи, — ответил он и выхватил коробку из моей руки.
Я шел за Родриго на некотором расстоянии и наблюдал, как рабочие с трудом спускали вниз по лестнице его сундук. Я собирался вернуться к себе в комнату и принять прохладную ванну, но тут кто-то хлопнул меня по плечу. Это был стражник.
— Его величество желает видеть вас.
— Он не сказал зачем?
— Следуйте за мной, — ухмыльнулся стражник.
Король Альфонсо пил чай, сидя в низком кресле. Он сидел задрав кверху колени и сжимал тонкими пальцами чашку. С ним была королева Эна. Она приветствовала меня натянутой улыбкой.
— Слышали новости? — спросил король.
— Да, ваше величество.
— Мне сообщили, что вы только что с поезда. Люди в поезде об этом что-нибудь говорили?
Королева, не дожидаясь моего ответа, что-то прошептала ему на ухо.
— Вы были в Каталонии? — спросил король. — Вести и туда докатились?
— Они всегда приходят туда с опозданием, — сказал я. — Но я уверен, что скоро и там все станет известно.
— Конечно станет, — сказал король, хлопнув себя по бедру. Меня смутила его легкомысленная улыбка. — Это прославит Иберию. Никто не скажет, что мы отстаем от современности.
Королева чуть заметно качнула головой, подавая мне знак.
— Мир быстро меняется, — согласился я.
Он немного помолчал, провел пальцем по своим тонким усам, затем широко улыбнулся:
— Вот именно. — И мечтательно устремил взор куда-то вдаль.
Для меня это было странной формой бравады. Король, судя по всему, не только не был озабочен падением португальской монархии. Казалось, он даже испытывал какое-то воодушевление, что мне было совсем непонятно.
— Любой парижский обыватель считает, что знает Испанию, — промолвил король. — Но он ничего о ней не знает. Для него Испания — это рыцари в шляпах размером с таз цирюльника, рабочие на табачных фабриках и непроходимая грязь. Понимает ли он, что такой человек, как ты, исполняет музыку Баха, Вагнера и других великих композиторов? Или что такой человек, как я, говорит на многих языках? Что у нас можно будет позвонить по телефону, не покидая здания и даже не спускаясь по лестнице?
Дело в том, — продолжил он, — что на этой неделе весь мир будет следить за нами. И это очень хорошо, потому что есть надежда, что нашу страну наконец-то поймут.
Упоминание о телефонном звонке несколько смутило меня, и мне пришлось напрячься, чтобы вникнуть в суть того, о чем говорил король. Да, конечно, весь мир будет следить за тем, что происходит в Мадриде. В Лиссабоне новое правительство будет ждать признания. Антимонархические организации в Испании, возможно, постараются поднять своих сторонников, чтобы повторить пример соседей. Впервые мне пришло в голову, что ночное приключение Персиваля и его друзей было чем-то большим, нежели простое хулиганство. Вполне вероятно, что это была та искра, подобные которой зажигали повсюду в мире большие пожары. Правда, в Мадриде мы видели только дым.
— Мы должны правильно оценивать перемены, — сказал король. — Что ты об этом думаешь?
Я пошевелил губами. Этого оказалось достаточно.
— Значит, ты с нами, — решил король и высвободился из слишком узкого кресла. — Моя супруга была права. Она сказала, что ты тот самый человек, который нам нужен. Ты и твои коллеги.
— Твой квартет, — подала голос королева.
— Я хотел привлечь певицу. Оперную. Но супруга мне сказала: «Чей голос они должны запомнить — ее или твой?» — Он подмигнул королеве и рассмеялся.
— Но повод для выступления?.. — недоуменно спросил я, все еще не понимая, с какой стати нам праздновать свержение португальского монарха.
— Великое событие, — ответил король. — Отель «Риц де Мадрид». Двухлетняя стройка завершена.
— Отель?
И вот тут-то до меня дошло. Это был тот самый «Риц», на сооружении которого работал Родриго. Открытие отеля стало главной новостью, затмившей суматоху, возникшую из-за падения правительства соседней страны.
— Но я не хочу никакой цыганщины! — решительно сказал король. — И не потому, что сам ее не люблю. Просто нам ни к чему всякие сравнения. Поэтому — никакой оперетты! С чего лучше начать, дорогая? Может быть, с произведения, под которое мы впервые танцевали в Букингемском дворце?
— Бетховен, — сказала королева. — Менуэт соль. Не прикидывайтесь. Вы все прекрасно помните.
