Ната, толкнув парня локтём, очень музыкально рассмеялась.

— Ты уже сто раз успел представиться.

Удивительно, но факт: после сопровождаемого смехом лёгкого касания, Коля ощутил пусть слабый, однако, явно сексуальный позыв. Ну, ё-моё, ни хрена себе! Он прислушался к своим ощущениям. Мамочки мои, да ведь прямо здесь, не отходя от трассы, началась психо-логическая обработка! Да как искусно! Вот вам и заурядная страшилка за рулём. Получите, молодой человек, щелчок в нос, за самоуверенность. Про нос очень своевременно вспомнил: каких-то особых запахов в салоне вроде бы нет, однако без паров дурмана явно не обошлось, иначе чем объяснить внезапно накатившее возбуждение. А сирене хоть бы хны. Наверное, дурманная химия рассчитана только на мужиков, или у неё в крови противоядие. И здесь тоже 'дурют нашего брата'.

И, что дальше? Та-ак, по идее, вот сейчас вот, он должен маленько посопротивляться, как бы подсознательно не воспринимая свою попутчицу, как женщину. А потом? Потом па-циент потихоньку оттаивает, расслабляется, проникается симпатией к гипноиндуктору и, испытывая нарастающее половое влечение, начинает молоть языком, оказывать всяческие знаки внимания, полагая себя в меру несмелым и потому ещё более коварным обольстите-лем. Значит, надлежит обольщать и обольщаться. Что ж, надо, так надо. Поехали.

'А она ничего, если присмотреться, то вполне. И почему это она в первый момент по-казалась такой…, такой м-м-малоприятной? Наверное, она хотела такой показаться. Губы, вот, специально какой-то дрянью намазала, чтобы оттолкнуть. И лицо вовсе даже не грубое, и худоба — не худоба, а хрупкая женственность, а грудь, пусть маленькая, но нежная, в ла-донь просится. Что ты говоришь, Ната? Откуда я такой взялся? Откуда и все. Ох, прости, пошлость сморозил. Сам-то я из-под Твери, можно сказать, деревенский. После школы, вот, в институт поступил, хотел в люди выбиться, да хроническое безденежье подкосило — сре-зался после первого же семестра и загремел в армию. Где служил? Я не служил, я воевал! В Чечне, конечно, где ж ещё. Страшно? Не то слово. Кроваво — это да. По первости на трупы смотреть не мог, а потом привык к мочилову, втянулся. Да ну, причём здесь воинское брат-ство? Не бог весть, но платили. На контракте кое-какие бабки срубил, опять за учёбу взялся, но, видать, не судьба. Короче, загремел в зону на пятерик. Никакого преступления я не со-вершал — подставили, как лоха. Ничего-ничего, придёт ещё моё время, о-о, я тех су… кха, я их на куски порежу'.

С почином! Колины мозги словно бы разделились на две половинки — не на правое и левое полушария, а как-то иначе, по принципу 'явное — тайное'. Первая — 'явная' половин-ка, поддаваясь внушению, распускала хвост, токовала тетеревом и с робким вожделением поглядывала на (да, да, уже) привлекательную до ужаса собеседницу. А вторая — 'тайная', призрачно витая над собственным сексуально озабоченным организмом, придерживала пер-вую за язык, фиксировала всяческие попутные нюансы, анализировала реакцию Наты, по ходу корректируя безвольную трепотню. Такое вот раздвоение личности.

Небрежное: 'привык к мочилову' и мстительное: 'на куски порежу' ввернул спецом, с двойным умыслом: во-первых — демонстрация нравственных ориентиров испытуемого, во-вторых — проверка Наты на вшивость. Другая бы нормальная баба поморщилась, а эта лишь рассыпает волнующий смех да подбрасывает вопросик за вопросиком.

И Коля пел взахлёб, испытывая при этом странное состояние. Ему, конечно, и прежде доводилось кривить душой, но лишь изредка и по мелочи, а вот так вдохновенно врать до сих пор как-то не приходилось. Если на то пошло, то он вроде бы и не врал. Во всяком слу-чае, его 'явная' половинка искренне верила в собственную правдивость, безотчётно повто-ряя всё, что надиктовывала его скрытная и расчётливая, 'тайная' ипостась.

— Я понимаю, за пять лет, что на зоне…, многое изменилось, так просто тех козлов не достать. Бегать по Твери с ножиком? Не смешно. Деньги нужны, без них только подтереть-ся. А тут такое предложение. Мамка с батей за эти годы от меня отвыкли, я, если честно, тоже. Съездил вот, поклонился родичам, так сказать, со всем сыновним уважением, посмотрел, как они нищенствуют, и хорош. Я так не хочу. Столько лет без родной деревеньки прожил, а сейчас так вообще — с души воротит. Ваш менеджер — Алексей Алексеевич, знаете? — ушлый мужик. Обрисовал. Перевозка и охрана грузов. Это моё. В чём, в чём, а в машинах и оружии… У вас, я так понял, фирма серьёзная. Риск, говоришь? Последние восемь лет тем и жил. Это что — МКАД? А машин-то, ё-моё, как в центре! Мы скоро будем за городом? Так быстро? Я и не заметил. А куда мы свернули? Что за шоссе? А спешить обязательно? Ну-у, просто в кои-то веки довелось пообщаться с приятной женщиной.

Ната оборвала смех, легонько вздохнула и еле слышно промурлыкала:

— Я не спешу. Скоро будет площадка для дальнобойщиков, там передохнём. Хорошо?

Она включила правый поворот, снизила скорость, и, тихонько что-то напевая, подала машину с трассы на ответвление. 'Волга' выкатилась на асфальтовый пятак довольно при-личных размеров, окружённый деревьями и пустующий по причине самого разгара рабочего дня. Загнав автомобиль в укромное местечко под тенистые древесные кроны, Ната выклю-чила зажигание, медленным движением сняла кошмарные очки и, повернувшись всем телом к Николаю, серьёзно и внимательно заглянула в его глаза.

С ума сойти! Колино сердце зашлёпало, как драный ремень на шкиве автомобильного вентилятора — вот-вот разлетится в лохмотья. Колдовские глаза сирены — глубокие беспа-мятные омуты завораживали. Без очков её лицо разгладилось и необычайно похорошело. Этот факт признала даже затихарившаяся в глубине сознания, трезвая и потому насторожённая 'тайная' половинка.

По лицу Наты скользнула мимолётная и какая-то чуточку грустная улыбка. Она отвела глаза и, перегнувшись, слегка касаясь Колиного плеча грудью, достала из чехольного кар-машка небольшую сумочку. У Николая от прикосновения немного затуманились мысли и, что совсем уж ненормально, из этого тумана выплыло давным-давно слышанное название — косметичка. Чудны извивы мужской психики, причём здесь косметичка, если рядом женская грудь?

В руках у Наты появился пакетик с необычными бархатистыми салфетками. Она раз-вернула одну, нежно-розовую, приложила к лицу, на пару секунд замерла, придерживая ла-дошками, отняла от лица, аккуратно, лёгкими касаниями протёрла салфеткой губы и бросила её в ноги. Снова вздохнув, приоткрыв ротик, она взглянула на Колю, словно спрашивая: 'Ну, как?'

Это можно было сравнить разве что с контрольным выстрелом в голову! Перед Колей Иваньковым сидела совсем другая, освобождённая от наслоений клоунского грима, юная, свежая и манящая женщина!

Скрытая ипостась высоко оценила искусство охмурения. Дурман дурманом, но пред-ложенное в сочетании с химией чудо постепенного перевоплощения, когда прямо на глазах отвратительная гусеница превращается в прекрасную бабочку — о, это производит неотрази-мое впечатление. Скажем, очередной новобранец, слегка ошарашенный волнующим голо-ском из телефона, усаживаясь в авто и узрев на месте водителя весьма непривлекательную тётку, настраивается на обычную поездку. Откель ему, бедолаге, знать, что с самого первого 'алё' последовательно развивается многократно апробированная операция по заполаскива-нию его бесхитростных мозгов.

Приходится скромно констатировать эффективность такой методики и лишь развести руками — если бы не антидоты и поставленная спецами гипнозащита, гореть бы Коле в стра-стном пламени, разожжённом присутствующей рядом — рукой подать — женщиной.

А кто сказал, что он не горит? Полыхает, да ещё как! Жар растекается по всему телу, и не от сердца, а от мужского сокровища, предусмотренного природой в паху между ног. Пер-воначальный, лёгкий и сладостный трепет, накапливаясь, как шалая вода за плотиной, пре-одолел, наконец, некий барьер, обернулся жгучей страстью, взломал заплот и обрушился ничем более не сдерживаемой лавиной, подавляя разум и обогащая основной инстинкт за-предельными нюансами. Чуть подмокшие плавки и лёгкие спортивные штаны уже не могли сдерживать рвущееся к вершинам мужское естество.

Ната, робко облизнув губки, медленно прижалась к плечу Николая, потёрлась грудка-ми, будто умащиваясь поудобнее, и положила ладошку на рельефно обозначившийся меж его ног, обтянутый тонкой тканью бугор. Коля застонал, его бёдра сами собой подались на-встречу ласковым пальчикам. Ладошка сначала огладила, потом слегка сжалась, обхватила, словно стараясь вобрать в себя затвердевшее сокровище и вдруг, вспорхнув, шаловливо нырнула под поясную резинку, совершив настойчивое