тебя видел!' Вроде бы всё ясно, однако не давали покоя рысьи глаза старой карги, угощавшей чудо- пончиками. От такой мысли попахивало мистикой и язычеством. Тем более в облике старушенции явно доминировали какие-нибудь манчжуро-уйгурские корни.

— Кто их шаманов, однако, разберёт, — вздохнул читающий мысли Сухов.

— Вопрос, — Паша поднял руку, — Аркадий, ты говоришь, что сам с поляны ушёл, а Ход-жа козырял, мол, это он тебя нашёл в снегу обмороженного?

— Врал, — отмахнулся мужик, — он утром заявился к нам в землянку, наверное, по следам, и поинтересовался, кто ночью выходил. Молчать не имело смысла, мои пимы ещё не просохли. Ложь вызвала бы подозрение. Я сказал, что не знаю, что мне ночью снилось, будто я по лесу ходил. Ходжа успокоился, пробормотал что-то насчёт лунатиков, а вечером произнёс проповедь о чудесном спасении обмороженного общинника. Я так и не понял, для чего. Он хи-итрый был.

Солнце катилось, катилось по небу и докатилось, на минуту-другую зависнув в той самой поре, когда его рассеянные лучи обычно мимоходом прикладываются к окнам офиса на Новомалопесковском. Портьеры, и без того золотистые, превратились в магические само-светящиеся волны, кабинетный антураж приобрёл ореол парадности, а лица присутствую-щих — бронзовую многозначительность.

Коля Иваньков невольно косился не столько на своего бывшего командира, сколько на его костистую длань, спокойно обхватившую подлокотник кресла. Полежаев сжато и, очень точно определяя узловые моменты, рассказывал о своём рейде по сектантским тылам, но лишь особо драматичные эпизоды сопровождались малозаметным шевелением пальцев — выдержка у ротного профессиональная. И ладонь тоже профессиональная, способная вы-полнять функции топора или тех же слесарных тисков.

— Вот, собственно, на том наша командировка и завершилась. — Павел, как бы знаменуя конец повествования, потянулся за стаканом сока, отхлебнув, блаженно улыбнулся. — Ты, поди, думаешь, что в деле поставлена точка? (Вот чёрт!) Ошибаешься, друг мой Колька, все-го лишь многоточие.

— Мысли читаете, товарищ капитан? От Сухова заразились?

Марина Сергеевна, откинувшись на спинку кресла, мелодично фыркнула.

— Тебе бы с ним. — Полежаев, отпив ещё глоточек, причмокнул. — Ещё вопросы?

— Даже два, — Николай для наглядности растопырил два пальца, — почему многоточие, и где обещанные товарищем генералом невероятные совпадения?

Скорее всего, Виктор Сергеевич незаметно нажал какую-то кнопочку, потому что глу-хая панель рядом со столом отъехала в сторону, открыв целый ряд горизонтальных панелек из серебристого металла. Одна из панелек с лёгким жужжанием выдвинулась, как дисковод из системника. Генерал, не вставая, протянул руку и извлёк на свет божий чёрную пластиковую папочку.

— Взгляни, — кивнув Коле, он протянул папку через стол, — тут фотографии. Может, кого узнаешь.

Коля с готовностью соскочил с насиженного места — молодое тело требовало движе-ния, и со всем уважением принял из рук генерала канцелярский атрибут с фирменным изо-бражением гусиного пера в белом кругу и надписью 'Erich Krause'.

— Не спеши, — подсказал капитан, — снимки делались скрытно, это тебе не портреты. Внимательно изучи на всех планах лица и детали, даже смазанные.

— Обижаете, товарищ капитан, — заявил Коля, поражаясь собственной наглости, и тут же бросил леща, — я под чьим началом служил?

На этот раз хмыкнул сам Шершнев, а Паша сурово погрозил пальцем.

В папке оказался большой конверт, а в нём штук двадцать фотоснимков открыточного формата, вполне приличного качества: для глянцевого журнала, конечно, не сгодятся, а вот для провинциальной газетки запросто. На первой же фотке Николай засёк знакомое лицо, но, подражая капитанской выдержке, без суеты исследовал детали, после чего положил фото на краешек стола.

— В центре, рядом с джипом, — уточнил он, — мой нынешний работодатель Алексей Алексеевич. Остальных людей никогда не видел.

Следующий снимок Николай, отрицательно помотав головой, отложил в сторону. В общем, дело пошло. Фотографии аккуратно раскладывались на две стопочки, однако знако-мые лица, кроме надменного лица Алексея Алексеевича, запечатлённого в разных ракурсах, что-то не попадались. Детализация и рассортировка снимков не приносили чудесных открытий, но Коля продолжал тщательно исследовать каждое новое изображение.

Лишь на предпоследней по счёту фотографии рука Николая дрогнула. Снимок делал-ся, судя по всему, в ресторане не из самых дешёвых: лепные колонны, бронза, зеркала, све-чи, соответствующая сервировка. На переднем плане фигурировал ничем не примечатель-ный пиджак, напяленный на сидящего спиной к фотографу седоволосого мужика. За столи-ком, напротив седовласого и лицом к объективу располагался импозантный немолодой мужчина с серебристой проседью в волнистых каштановых волосах и с широкой скобкой густых, рыжеватых, ухоженных усов. С такой внешностью надо непременно подаваться в актёры — успех гарантирован. Насколько Николаю было известно, усатый красавец именно так и поступил: организовал первую театральную труппу в одной из колоний под уральским городом Краснотурьинском. Лично с этим человеком Коля не встречался, но его фотографию в своё время видел и его имя упоминал не далее двух часов назад — Илларион Жордания, он же авторитетный вор по кличке Дато. После его освобождения творческим коллективом руководил Игорь Вавилов, стоявший у истоков колониально- театрального движения, и Коля Иваньков, до головной боли тосковавший по незаслуженно утерянной свободе и нуждавшийся в успокоении души, с удовольствием влился в труппу, на доступном уровне осваивая актёрскую профессию.

Играть, так играть: Коля принял подобающую позу и торжественно, стараясь произве-сти эффектное впечатление на публику, провозгласил:

— Илларион Жордания по кличке Дато — отец-основатель театрального коллектива в ИТУ номер двадцать три! Кстати, люди на зоне отзывались о нём очень уважительно. При-личный, говорят, человек, и не только с точки зрения блатных, говорят, по жизни мужик нормальный, хоть и вор.

— Теперь уже не вор, — Виктор Сергеевич постучал пальцем по столу, — а уважаемый, преуспевающий бизнесмен, и не из последних, по меркам города Среднегорска. Ну и как, Николай, улавливаешь совпадения?

— Просекаешь? — Уточнил капитан.

— Рискну предположить, — Коля даже зажмурился от удовольствия, — что мой вербов-щик Алексей Алексеевич, в своё время вербанувший Жорданию, и есть тот самый Керигин Олег Олегович. Угадал? Но, — он растерянно взглянул на Павла, — выходит, в апреле он сумел от вас уйти?

— Не от нас, — Павел помаячил пальцем перед Колиным носом, — а от федералов, кото-рым поручался разгром 'Уральского-Дальнего'. Мы в то время, если ещё не забыл, подчи-щали сектантов в лесу на Раздольной. В принципе, не буду хаять, ребята из Главного Управ-ления сработали грамотно и повязали всех с поличным, но Олег Олегович или Алексей Алексеевич, как угодно — один чёрт — испарился. Мало того, получателя рыбьего жира мос-ковским зубрам вычислить не удалось, и они в том не виноваты. Во- первых, они не могли знать о приоритетах и полагали, во-вторых, что вся операция, это результат разработки их агентуры. Вот так всегда: им лавры — нам многоточие. Да мы не в обиде.

— Я понимаю.

— Тогда…? — Полежаев кинул вопросительный взгляд на Вячеслава Владимировича, комбат согласно наклонил голову.

— Не передумал ещё? — В 'батином' вопросе причудливо сплелись предостережение и доверительность.

— Вы о чём? — Коля сыграл в непонятку, подчёркивая свою, раз и навсегда высказанную решимость.