— просто небольшой аванс. Залог дружбы, так сказать.

«Но вот кто именно стоит за ними? Это интересно. Кто-то метит в Градского. Впрочем, даже не в него, а в того, кто стоит за ним. Или за ним никто не стоит? Наверное, он все-таки сам по себе. Никто не стал бы тратить деньги на продвижение такого взрывоопасного человека. Нет, этот ублюдок сам по себе, и его хотят либо убрать совсем, либо заставить подчиняться, что вероятнее всего. Но кто?»

Дана прекрасно понимала суть процессов, происходящих в политике. Фундаментальное образование и склонность к анализу сделали ее неплохим аналитиком. Она читала газеты, слушала новости, и выводы, которые она делала, чаще всего были неожиданными, но абсолютно верными. И сейчас она отлично понимала, по краю какой пропасти ходит. Ей надо учитывать теперь новый фактор — появление еще одной заинтересованной стороны.

«Из меня сделали разменную монету, а Костя может натворить глупостей. Надо отсюда выбираться».

— Он говорит, что они не нашли документы.

— Это он говорит, — Дана никогда не слышала этого голоса. — Ты ему веришь?

— Думаю, он сказал правду. Там побывал кто-то еще. Запасных ключей в ящике стола не оказалось, а секретарша клялась, что они там всегда лежали. И в тот день она их видела.

— Они могли сами взять ключи.

— У них были свои, уже давно.

— Ты веришь?

— Это логично. Градский — недоверчивый сукин сын. Думаю, парень не врет.

— Тогда есть еще кто-то?

— Точно. Но кто?

— Мы узнаем это, когда документы всплывут.

— Найди их раньше.

— А что делать с девкой?

— Она видела кого-то из вас?

— Нет.

— Тогда отпусти. Нам ни к чему лишние трупы.

Голоса замолчали. Дана вслушивается в звуки. Вот человек идет по лестнице. Вот открывает чемоданчик — щелкает замочек. Шуршат бумаги.

— Кто еще знает об этой девице? — вновь звучит голос.

— Никто. Мы с Серегой и вы.

— И она не видела вас?

— Нет, не успела. Убрать ее?

— Отпустим. Насколько я понимаю, она ни в чем не замешана?

— Нет. Мы проверяли. Но этот тип просто спятил из-за нее.

— Тогда она пригодится нам живой. Отвезите ее и отпустите. И чтоб ни царапины.

— Ясно.

Вот человек снова поднимается по лестнице. Дана знает, он идет к ней.

— Надень на голову мешок, — звучит из-за двери комнаты.

«Можно так не орать, я не глухая, — думает Дана. — Орет, как подорванный…»

— Надела. Что теперь? — отвечает она.

Дана слышит, как открылась дверь. Снова сладковатый запах одеколона, чьи-то руки поднимают ее. Дана осторожно нащупывает «жучок» на одежде и снимает его. Они спускаются с лестницы.

— Осторожно, мы никуда не торопимся.

— Вы очень добры.

— Ты странная женщина. Я рад, что не надо тебя убивать.

Дану снова везут в машине. Она лихорадочно раздумывает, как поступить. Ей хочется выйти и бросить в салоне маленький зеленый шарик, пусть все они умрут, а через кого найти парня с запахом мятной жвачки, она знает. Секретарша покойной Ивановой все расскажет, даже если не захочет, ей придется.

«Нет. Если эти двое умрут, они поймут, что это я побывала в офисе Ивановой. Они же не идиоты! Нельзя. Я никак не могу противостоять им. Мне нельзя обнаружить себя».

— Выходи.

Дана открывает дверцу на ощупь. В машине работала печка, а на улице зябко и сыро. Она ступает на дорогу, машина уезжает. Дана срывает с головы мешок, снова сильно чешутся щеки. Она оглядывается вокруг. Ее довезли до дома.

«Очень мило подбросить меня сюда. Черт, как холодно! И это как намек: мы, типа, найдем тебя, если нам понадобится».

Дана входит в квартиру. Здесь тепло, и она почти оживает. Потом идет в ванную, звонок пробивается сквозь плеск воды. Дана не желает никого слышать, она устала и хочет спать, но берет трубку.

— Это я. Тебя отпустили? Просто отпустили?

— Похоже, это была чья-то глупая шутка. — Дана рассчитывает каждое слово. — А ты откуда знаешь?

— Неважно. — Костя напряжен. Она это слышит. — Можно мне подняться к тебе?

— Зачем? Я в ванной, устала и хочу спать.

— Ты не понимаешь. Нам надо поговорить, немедленно!

— Давай завтра. Ну, правда, это уже немного слишком. Я неважно себя чувствую.

— Что они сделали с тобой?

— Ничего. Просто у меня месячные.

На другом конце наступает молчание. Дана злорадствует. Большинство мужчин именно так и реагируют на подобные заявления. Совковый тормоз.

— Тебе придется меня впустить.

— Я жду тебя завтра. Спокойной ночи.

Дана выходит из ванной, а телефон оставляет на полочке. Пусть позвенит. Ей хочется одного: просто лечь и уснуть. В замке поворачивается ключ. Дана скользит по коридору, сжимая в руке пистолет.

Он входит в прихожую, и Дана с силой бьет вошедшего по голове, тот кулем валится на пол. Свет падает на его лицо. Это Константин. Дана чертыхается и втаскивает его в комнату. Она с удовольствием поливает его ледяной водой, серые глаза начинают смотреть осмысленно.

— Чем ты меня?

Дана пожимает плечами. Какая разница?

— Откуда у тебя ключи? Что все это значит? — спрашивает она.

— Я не могу тебе сказать. Но ты сама не понимаешь, среди какого дерьма оказалась. Послушай, все так совпало: ты, я и одна очень неприглядная история… Вернее, не одна. Тебя пытались использовать, чтобы нажать на меня. До сих пор я не имел слабостей такого рода.

— Я спрашиваю: где ты взял ключи?

— И это я не могу сказать. Тебе нужно переехать отсюда. И еще…

— В этом есть смысл? Оставь меня в покое. Меня едва не пристрелили один раз, сегодня из-за тебя похитили. Что дальше?

Константин не умеет сопротивляться этой женщине. Интуитивно он чувствует, что она замешана в деле намного глубже, чем он думает, но в чем это заключается, он не знает.

— Я не выдам тебя. — Константин садится, голова у него гудит. — Здорово приложила. Значит, насилие для тебя — вещь обычная. Думаю, мы многое пропустили, собирая тогда на тебя досье. Собственно, что ты собираешься делать?

— Лечь спать.

— Я серьезно.

— Я тоже. Я сейчас собираюсь уснуть. Уходи.

— Я не могу. Послушай, его охрана поручена мне. И Градского охраняют как следует. Ты знаешь, какая у него власть? Ты даже представить себе не можешь. И он — не марионетка, у него достаточно денег на