подняла пистолет.

Борн взглянул на нее.

— Я думал…

— А почему нет? — перебила она. — Вы обреченный человек, который хочет поскорей покончить со всем, да? Вы лежите тут и рассуждаете с такой категоричностью, с такой — извините меня — немалой жалостью к себе, надеясь затронуть мою… как вы это сказали? Ложную благодарность? Что ж, думаю, вам следует понять: я не дура, если бы я хоть на минуту поверила, что вы такой, как говорите, меня бы здесь не было, да и вас тоже. Факты, которые нельзя документально подтвердить, не факты. То, что вы мне предлагаете, не факты, а умозаключения, ваши собственные умозаключения на основе утверждений, сделанных людьми, о которых вам известно, что они негодяи.

— А необъяснимый банковский счет с пятью миллионами? Не забывайте о нем.

— Как я могу забыть? Считается, что я в этом деле собаку съела. Возможно, объяснение окажется не очень для вас приятно, но существует условие, которое придает вашему счету значительную степень законности. Он может быть проверен — вероятно, даже арестован — любым полномочным директором корпорации «что-то-там-71». Едва ли наемный убийца пойдет на это.

— У корпорации может быть название, но нет телефонного номера.

— В телефонном справочнике? Вы и в самом деле наивны. Но вернемся к вам. Так мне вызвать полицию?

— Вы знаете мой ответ. Я не могу остановить вас, но не хочу, чтобы вы это делали.

Мари опустила пистолет.

— Я и не стану. По той же причине, по какой вы этого не хотите. Я верю тому, что они о вас говорили, не больше вашего.

— Тогда чему вы верите?

— Я говорила вам, я не знаю. Знаю только, что семь часов назад была во власти скота, его мерзкий рот, руки шарили по мне… и я понимала, что скоро умру. А потом за мной пришел человек, — который мог сбежать, — но он вернулся за мной, готовый умереть вместо меня. Думаю, я верю ему.

— А если вы ошибаетесь?

— Значит, я совершила ужасную ошибку.

— Спасибо. Где деньги?

— На письменном столе. В паспорте и в бумажнике. Там же имя доктора и расписка за комнату.

— Вы не могли бы дать мне паспорт? Там швейцарская валюта.

— Я знаю. — Мари протянула ему паспорт. — Я заплатила консьержу триста франков за комнату и двести за имя врача. Он оценил свои услуги в четыреста пятьдесят, к которым я добавила сто пятьдесят за участие. Всего я заплатила тысячу сто франков.

— Вы не обязаны передо мной отчитываться, — сказал он.

— Вы должны знать. Что вы собираетесь делать?

— Дать вам денег на дорогу до Канады.

— Я имею в виду — потом.

— Смотря как буду себя чувствовать. Может, заплачу консьержу, чтобы он купил мне одежду. Задам ему несколько вопросов. Не пропаду. — Он достал несколько купюр и протянул Мари.

— Здесь больше пятидесяти тысяч.

— Вам пришлось от меня натерпеться.

Мари Сен-Жак посмотрела на деньги, потом на пистолет в левой руке.

— Не нужны мне ваши деньги, — сказала она, кладя пистолет на тумбочку.

— То есть?

Она повернулась, пошла обратно к креслу и, опустившись в него, вновь взглянула на Борна.

— Я хочу вам помочь.

— Подождите…

— Пожалуйста, — перебила она, — пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем. И не говорите пока ничего.

Они оба не знали, когда это случилось, да и случилось ли. А если случилось, то как далеко готов пойти каждый, чтобы сохранить или углубить это. Не было ни изначальной драмы, ни конфликтов, которые приходилось бы улаживать, ни препятствий, чтоб их преодолевать. Единственное, в чем они нуждались, — это общение с помощью слов и взглядов и, быть может не меньше, тихий смех, которым часто сопровождались слова и взгляды.

Они устроили свой быт в номере деревенской гостиницы, как если бы Борн лежал в больничной палате. Днем Мари занималась разными житейскими делами — покупкой одежды, провизии, карт и газет. Она сама отогнала украденный автомобиль за десять миль к югу, в городок Рейнах и оставила его там, вернувшись в Ленцбург на такси. Когда ее не было, Борн сосредоточивался на отдыхе и движении. Откуда- то из своего забытого прошлого он извлек убеждение, что поправка зависит от того и другого, и занимался тем и другим со строгим усердием. У него уже было что-то такое до… до Пор-Нуара.

Оставаясь вдвоем, они разговаривали, поначалу неловко, прощупывая друг друга, как незнакомцы, сведенные вместе обстоятельствами и переживающие последствия катастрофы. Они пытались установить норму там, где ее заведомо быть не могло, но становилось легче, когда оба признавали изначальную ненормальность: помимо того, что с ними случилось, говорить было не о чем. А если и было что-то другое, то оно появлялось лишь в те минуты, когда сюжет «что произошло» временно исчерпывался, паузы подталкивали к другим словам и мыслям.

Именно в такие минуты Джейсон узнавал самое важное о женщине, спасшей ему жизнь. Она знает о нем ровно столько же, сколько и он сам, заявил Борн, а о ней он не знает ничего. Откуда она взялась? Почему привлекательная женщина с темно-рыжими волосами и кожей, явно свидетельствующей о том, что выросла она на ферме, выдает себя за доктора экономики?

— Потому что ферма ей опротивела, — отвечала Мари.

— Серьезно? В самом деле ферма?

— Ну, вернее, небольшое ранчо. Небольшое в сравнении с колоссальными имениями в Альберте. Во времена юности моего отца, когда франко-канадцы начали скупать земли на западе, существовали неписаные ограничения. Не пытайтесь перещеголять старших. Он часто говорил, что будь его имя Сент- Джеймс, а не Сен-Жак,[34] он был бы сегодня намного богаче.

— Он был владельцем ранчо?

Мари засмеялась:

— Нет, он был бухгалтером, который стал владельцем ранчо благодаря бомбардировщику «викерс». Во время войны он служил пилотом в королевских военно-воздушных силах Канады. Думаю, раз побывав в небесных просторах, он счел бухгалтерию несколько пресноватым занятием.

— Для этого нужен крепкий характер.

— Даже крепче, чем вы думаете. Прежде чем купить ранчо, он продавал чужой скот, пасшийся на чужой земле. Француз до мозга костей — так про него говорили.

— Я думаю, он бы мне понравился.

— Непременно.

Она жила с родителями и двумя братьями в Калгари, пока ей не исполнилось восемнадцать. Тогда она поступила в университет Макгилл в Монреале, и началась жизнь, о какой прежде она ничего не ведала.