— Я хочу жить! — сказал Борн. — Пошли. Я открою дверь, взгляните на меня и улыбнитесь, слегка откиньте голову и засмейтесь.
— Это будет трудно, как никогда в жизни.
— Это легче, чем умереть.
Мари взяла его под руку, и они спустились по лесенке к двери. От открыл ее, и они вышли на улицу. Рука его в кармане пальто крепко сжимала пистолет, изъятый у француза, глаза обшаривали местность. Над дверью в проволочной сетке горела единственная лампочка, высвечивая бетонные ступеньки, сходившие на мостовую; он повел заложницу к ним.
Мари сделала все, как он велел, но результат получился ужасающим. На повернутом к нему лице был написан ужас. Полные красивые губы приоткрылись в искусственной, напряженной улыбке, глаза расширились от страха, на бледном заплаканном лице — красные следы от удара. Перед ним было словно высеченное из мрамора лицо, маска, обрамленная роскошными темно-рыжими волосами, которые шевелил ветерок, лишь они и казались живыми рядом с неподвижным лицом.
Мари сдавленно засмеялась, вены на длинной шее вздулись. Она была близка к обмороку, но Борн не мог думать об этом. Нельзя упустить даже самое незначительное движение. Очевидно, что этой темной стоянкой на задворках пользовался персонал; было около половины седьмого, ночная смена давно заступила на пост. Все было тихо, ровную черную площадку занимали ряды молчащих автомобилей, шеренги гигантских насекомых, глядящих в никуда тусклыми глазами фар.
Раздался скрежет. Металл заскреб о металл. Звук донесся справа, от одной из машин, от которой? Борн откинул голову, будто смеясь шутке спутницы, и быстро оглядел стоящие близ машины. Ничего.
Что это? Такое маленькое, едва различимое… такое пугающее. Крошечный зеленый кружочек, миниатюрный зеленый огонек. Он следовал за ними по пятам!
Зеленый. Маленький… огонек? Откуда-то из забытого прошлого вдруг явилась картина: окуляр, пара тонких пересекающихся линий… Оптический прицел! Инфракрасный оптический прицел!
Но откуда они узнали? Может быть тысяча ответов. В банке они пользовались рацией, могли и сегодня сделать то же самое. Борн был по-прежнему в пальто, а спутница его — в красном шелковом платье. Ни одна женщина по доброй воле не выйдет так на улицу, еще прохладно.
Он резко развернулся влево, пригнулся, ударив Мари Сен-Жак плечом так, что она отлетела к лестнице. Зачастили приглушенные выстрелы, во все стороны брызнули осколки асфальта и камня. Борн нырнул вправо и покатился, выхватив пистолет из кармана. Затем вскочил, левой рукой поддерживая правую с пистолетом, целясь в окно, где виднелось оружие. Он выстрелил трижды.
Из темноты донесся вопль, затем стон, хрип, и наконец все стихло. Борн лежал неподвижно, вслушиваясь, всматриваясь, готовый в любую секунду стрелять снова. Тишина. Он попытался подняться… но не смог. Что-то случилось. Он едва мог шевельнуться. Грудь пронзила боль, такая сильная, что он согнулся, опираясь на руки, затряс головой, пытаясь вновь обрести зрение, пытаясь совладать с мукой. Левое плечо, грудная клетка — под ребрами… левое бедро — до колена, там, где были раны, там, откуда чуть больше месяца назад сняли десятки швов. Он повредил слабые места, растянул сухожилия и мышцы, еще полностью не восстановившиеся. Боже! Нужно встать, нужно дойти до машины, где сидел его потенциальный убийца, вышвырнуть подонка прочь и уехать отсюда.
Джейсон вскинул голову, морщась от боли, и посмотрел на Мари. Она медленно поднималась. Сначала на одно колено, потом на другое, потом — на одну ногу, держась за стену отеля. Еще мгновение, и она убежит.
Он не мог этого допустить. Она с криком ворвется в «Карийон дю Лак», выбегут люди, одни — чтобы его арестовать, другие — чтобы убить. Он должен остановить эту женщину!
Он упал на землю и покатился, переворачиваясь, словно кукла, пока не оказался в нескольких шагах от нее. Тогда он поднял пистолет, целясь ей в голову.
— Помогите мне встать, — услышал он свой напряженный голос.
— Что?
— Вы слышали! Помогите мне встать!
— Но вы сказали, что отпустите меня! Вы дали слово!
— Вынужден его забрать.
— Нет, прошу вас!
— Пистолет нацелен вам в лицо, доктор. Подойдите и помогите мне, иначе я выстрелю.
Джейсон Борн выкинул из машины мертвеца и велел Мари сесть за руль. Сам он с трудом влез на заднее сиденье.
— Трогайте! — приказал он. — Поедем, куда я скажу!
Глава 6
Борн вспоминал наставления Уошберна, устраиваясь на заднем сиденье, пытаясь восстановить самообладание. Осторожно массировал грудь, мягко растирая поврежденные мышцы; боль еще не ушла, но была уже не такой острой.
— Нельзя же просто так сказать: «Трогайте»! — закричала Мари. — Я не знаю, куда ехать.
— Я тоже, — ответил Джейсон.
Он велел остановить машину на одной из аллей у озера; здесь было темно, а он хотел подумать. «Превратиться в губку».
— Меня будут искать, — прервала молчание женщина.
— Меня тоже.
— Но вы захватили меня против моей воли. Вы ударили меня, и не раз. — Сейчас она уже говорила спокойнее, держа себя в руках. — Это похищение, разбойное нападение… серьезное преступление. Вам удалось выбраться из отеля, вы просили только об этом. Отпустите меня, и я буду молчать. Обещаю!
— Вы хотите дать мне честное слово?
— Да.
— Я тоже давал вам честное слово, а потом забрал его. И вы так можете.
— Это совсем другое. Меня никто не пытается убить! Господи! Прошу вас!
— Поехали.
Очевидно было одно. Его преследователи видели, как он бросил чемодан, мечась в поисках выхода. Чемодан означал, что он собирался покинуть Цюрих и вообще Швейцарию. Теперь аэропорт и железнодорожный вокзал возьмут под наблюдение. И будут разыскивать эту машину — из которой в него стреляли.
Ни в аэропорт, ни на вокзал ехать нельзя. И нужно сменить машину. Благо, есть деньги. Более ста тысяч швейцарских франков заложены в паспорт, а французская валюта, шестнадцать тысяч франков, покоится в бумажнике маркиза де Шамфора. Этого более чем достаточно, чтобы тайно добраться до Парижа.
Почему Париж? По каким-то необъяснимым причинам город притягивает его словно магнит.
В Париж.
— Вы бывали в Цюрихе раньше? — спросил Борн заложницу.
— Нет.