Голландия. Франция под властью Генриха IV Бурбона проводила хотя и осторожную, но все же явную антииспанскую политику.
Хладнокровный политик, Филипп II, всю жизнь пытавшийся сохранить свои наследственные владения и боровшийся за это то с Францией, то с Англией, то с нидерландскими повстанцами, то с турками, то с римским папой, в конечном итоге оказался обессиленным. Человек средних способностей, скорее бюрократ на троне, чем великий политический деятель и дипломат, Филипп II старался осуществить невыполнимую задачу: он шел наперекор естественному ходу исторических событий, тем самым истощая Испанию. Несмотря на попытки короля отстоять наследство Карла V, его держава фактически уже не была похожа на империю покойного отца, это было скорее государство, ориентированное на заокеанские колонии, тем не менее его властитель упрямо держался за старые догмы. Затворник Эскуриала, Филипп порой все же мыслил достаточно глобально, но все его замыслы в конечном счете так и не реализовывались. Ошибки проистекали не только из-за его характера. Драма Филиппа II как политика заключалась в невозможности сочетания свойственного ему провинциализма политического мышления с глобальными задачами, которые этот король ставил перед собой.
Генрих IV Бурбон — легенда и политика [52]
Вокруг имени Генриха IV Бурбона сложилось много самых разнообразных легенд. Его ловкость, изворотливость, острый ум, талант политического деятеля, любовные приключения, переходы из одной веры в другую по политическим мотивам, наконец, трагическая гибель от руки фанатика католика Равальяка способствовали созданию необычайно притягательного образа для историков и литераторов. Достаточно вспомнить произведения П. Мериме, А. Дюма и особенно Г. Манна. Образы, созданные этими писателями, неизбежно довлеют над нашим воображением, вызывая читательскую симпатию к этой действительно незаурядной личности. Примечательно еще одно качество первого Бурбона на французском троне: он был редким примером человека, которому удавалось обращать в свою пользу фатальный ход событий. Вдобавок он был единственным королем, пользовавшимся популярностью в народе. Легенды о Генрихе IV кристаллизовались в достаточно устойчивый миф. Великий французский просветитель Вольтер в своей эпической поэме «Генриада» характеризовал его как «политика для всех столетий». Даже для набожных католиков XVII в. он стал истинно католическим государственным деятелем.
«Король-солнце» Людовик XIV, при котором французский абсолютизм достиг расцвета, считал своего деда Генриха IV образцом монарха. Восставшие крестьяне Нормандии в 1639 г. называли период его правления «золотым веком». В годы Фронды [53]парижане собирались у подножия конной статуи Генриха IV, расположенной в конце острова Сите. Не обходилось в то же время и без курьезов. Казненный во время Французской революции конца XVIII в. король Людовик XVI изображал себя как второго Генриха IV, а его жена Мария-Антуанетта рассматривала себя как преемницу знаменитой любовницы короля Габриэллы. Секрет же популярности героя нашего очерка следует, очевидно, искать не только в личных талантах, но и в главной идее, осуществлявшейся в политике, которую он неуклонно проводил всю свою жизнь и которая была велением времени, — идее борьбы за прочное экономическое и политическое положение Франции.
Однако совершенно иную трактовку политики и личности Генриха IV предлагали немецкие историки XIX и первой половины XX столетия. Они, как правило, громогласно и безапелляционно объявляли Францию главным врагом объединения Германии и основной причиной ее политической раздробленности. Характерно, что работы, содержащие подобную оценку, появлялись обычно накануне войн, которые вела Германия против Франции: франко-прусской войны 1870–1871 гг., а также Первой и Второй мировых войн. Название одной из таких книг довольно красноречиво: «Генрих IV. Король Франции и Наварры. Противник германского мира». В этой книге знаменитый король предстает как родоначальник планов французского мирового господства, задумавший покорить мир еще до Ришелье и Людовика XIV. Без Генриха IV, глубокомысленно замечал ее автор, французы никогда не нашли бы путь к Рейну, а их вражда к немцам не стала бы столь значительной. Планы установления гегемонии Франции в Европе действительно проявлялись в политике Ришелье и стали совершенно определенными в действиях Людовика XIV, но разве в то время вопрос об объединении Германии стоял столь же остро, как во времена Реформации и Крестьянской войны, а затем в середине XIX в.? Для Ришелье главным врагом была не Германия как таковая, а австрийские и испанские Габсбурги, угрожавшие национальной независимости Франции, и в этом смысле кардинал явился продолжателем политики, начатой Франциском I и Генрихом II, хотя, подобно им, как только война переходила через государственные границы, он пытался осуществлять планы установления гегемонии Франции в Европе. Людовик XIV уже достаточно осознанно стремился к этому, и его главным противником были австрийские Габсбурги, вовсе не желавшие государственной централизации Германии в то время. Не сокрушив их, французский король не мог надеяться на осуществление своих планов. Но имел ли возможность рассчитывать на реализацию подобных замыслов Генрих IV, ставший королем после мучительных для Франции религиозных войн, когда над Европой начала нависать габсбургская угроза, весьма ощутимая для его страны.
Что же представлял собой Генрих IV Бурбон как человек? В нем уживались две личности. С одной стороны, он был отчаянным рубакой, любимцем женщин и острословом, с другой — ему были присущи изворотливость и дальновидность государственного деятеля, прекрасно чувствовавшего малейшие изменения политической ситуации. Случилось так, что образ бесстрашного воина и покорителя женских сердец в памяти потомков возобладал над образом искусного политика и дипломата. В данном случае легенды оказались гораздо привлекательнее реальности. Горячее солнце юга Франции словно вдохнуло в Генриха, сына короля Наваррского Антуана Бурбона и Жанны д'Альбре, родившегося 13 декабря 1553 г., темперамент и жизнелюбие, но в то же время он получил под руководством своей матери суровое протестантское воспитание. Его отец, также гугенот [54], перешел в католичество, поступив на службу к королю Франции. В 1562 г. Антуан де Бурбон умер, и 9-летний Генрих стал королем Наварры — небольшого государства в районе Пиренеев. В дальнейшем его личность формировали бурная политическая жизнь Франции и шумный парижский двор. Именно здесь он научился видеть в религии средство для достижения политических целей, а обман и вероломство рассматривать как наилучшее орудие в борьбе против сильных врагов. Среди политических и любовных интриг веселого двора короля Карла IX Генрих приобрел гибкость и изворотливость, многократно спасавшие его впоследствии.
Его друзья, строгие гугеноты Дюплесси-Морне и Агриппа д'Обинье, нередко упрекали своего господина за несерьезность и частое применение разных «военных хитростей», но это, однако, не означало, что он был беспринципным человеком. Такое поведение казалось вполне нормальным для политика-реалиста того времени. Вместе с тем Генрих Бурбон проявил себя как государственный деятель широкого масштаба, ему требовался европейский простор, куда он устремился со всей энергией и чисто французской веселой и легкомысленной отвагой. Он был одновременно и мужественным, хитроумным полководцем, и искателем приключений. С ясной улыбкой на лице и веселым взором он всегда находился в гуще сражения. С равным упорством боролся он за победу, врезаясь на коне в ряды испанской пехоты или покоряя сердце неприступной придворной красавицы.
Генрих IV оставил свое имя в ряду крупных военных реформаторов. Может быть, он не произвел такого великого переворота в военном искусстве, как это сделали в начале XVII в. статхаудер Республики Соединенных Провинций Мориц Нассауский и герой Тридцатилетней войны шведский король Густав II Адольф, но все же след его был довольно значительным. Герцог Александр Пармский в 1592 г., во время своего вторжения во Францию, был удивлен, увидев Генриха Бурбона скачущим на коне перед фронтом своего войска, и заметил по этому поводу: «Я ожидал увидеть генерала, а это офицер легкой кавалерии». Ближайший сподвижник короля герцог Сюлли и маршал Бирон говорили ему, что такое поведение во время битвы сопряжено с риском для жизни. Сам же Генрих считал, что, сражаясь во главе своего войска, он