все уже давно называли оружие, вслед за инструкторами, не смотря на то, что официально оно именовалось аббревиатурой МЛВ.[8] Тиэлу окинул Актелиса придирчивым взглядом, вздохнул и нехотя приказал:
— Четвертая двойка — на «паровоз».
Что такое этот самый пресловутый «паровоз» никто из них не представлял, но инструкторы именовали так действия, когда двойка более выносливых товарищей цепляла почти выбившегося из сил курсанта брючными ремнями за запястья рук и волокла за собой. Общий темп движения при этом почти не снижался и это, в данный момент, было самым важным. Ибо зачет ставился не по контрольному времени марша. Просто два отделения, пришедшие на финиш последними, объявлялись не сдавшими норматив. После чего им требовалось его пересдать на следующий день. Причем, если сегодня шанс на то, что они провалят норматив, вследствие того, что в сегодняшнем зачете участвует четырнадцать отделений, составлял около пятнадцати процентов, то на следующий день он станет уже пятьдесят на пятьдесят. Потому что назавтра не выполнившим норматив объявлялось одно отделение. И на хрена такие приключения?
— Бегом!..
С той первой пробежки они вернулись уничтоженными не только морально, но и физически. Темп, заданный инструктором, оказались способны выдерживать только трое из десятка, вследствие чего остальные семеро по очереди подверглись неприкрытому насилию со стороны инструктора. Вернее нет, насилию подверглись практически все. Самому Тиэлу, который относился как раз к той тройке, которая смогла выдержать заданный темп, все равно прилетела пара подзатыльников. За «неоказание товарищам своевременной помощи». Впрочем, он отделался легче всех. Вероятно, потому, что еще до того жуткого избиения успел настроиться на то, что будет старательно исполнять все распоряжения инструктора. И ухитрился сохранить этот настрой, несмотря на испытанный шок. Всем остальным досталось куда крепче.
Уже перед самым лагерем инструктор дал команду остановиться.
— Ну что, курсанты, как вам первый день занятий? — поинтересовался он слегка насмешливым тоном. Все молчали. Инструктор бил умело и потому больно, причем Тиэлу (как, вероятно, и остальным) не удалось пока понять логическую систему, которой он руководствовался при принятии решения бить или не бить. Так что от греха подальше лучше было помолчать.
— Привыкайте, — продолжил между тем инструктор. — Овладеть насилием — это значит не просто и, даже, не в первую очередь научиться применять его самому. Овладеть насилием это в основном научиться ему противостоять. Вытерпеть, выдержать, не сорваться, когда не нужно, и ответить по полной только лишь тогда, когда для этого наступит подходящий момент. Понятно?
Некоторое время все озадаченно молчали, а затем из задних рядов послышался дрожащий голос:
— Значит, вы нас будете лупить по любому поводу?
— Я? — деланно удивился инструктор. — Ну что вы. Я вас буду лупить исключительно в тех случаях, когда вы будете проявлять недостаточное рвение, нерадение, лень, панику, ну и тому подобное. Овладевать же насилием вы будете с помощью друг друга.
Все, стоявшие в строю, несколько ошеломленно покосились друг на друга. Как, они будут лупить друг друга? Н-но…
— В-вы не имеете права!
Кривоватый строй вздрогнул и слегка раздался в стороны, образуя пустое пространство вокруг одного из курсантов, которой, похоже, и сам был испуган своим выступлением. Потому что сразу после этих слов, съежился и втянул голову в плечи.
— Что ты сказал? — эдак, вкрадчиво переспросил инструктор. Курсант окаменел, бросил несколько быстрых взглядов по сторонам, а затем… зажмурился и выпалил:
— Вы нарушаете мои права Деятельного разумного. Я немедленно покидаю это место и подаю жалобу в Симпоису. Вот.
— А я переломаю тебе руки и ноги и вырву язык, — насмешливо произнес инструктор. — Может, поспорим, у кого из нас лучше получится то, что он заявил?
— Вы… вы… вы несносны! — Из глаз курсанта потоком потекли слезы.
— О, ты даже не подозреваешь, насколько, — снова усмехнулся инструктор. А потом обвел стоящих перед ним людей тяжелым взглядом и заговорил: — Вас не зря во время пребывания в лагере предупреждали, что вы можете отказаться от обучения в любой момент. Так оно и было. До вчерашнего дня. А теперь все — вы с нами навсегда. И у вас теперь два пути: или сдохнуть, или стать руигат. Потому что попытка стать руигат, птенцы, — это как прыжок со скалы в бушующее море. Пока ты не оттолкнулся — все еще можно отменить. А едва ты прыгнул — уже ничего сделать не сможешь. Если у тебя есть воля и упорство, если ты правильно рассчитал свои силы — войдешь в волну победителем, если же сдашься, сломаешься, запаникуешь — тебя размозжит о камни. Так-то, птенцы. Впрочем… — он окинул протестовавшего курсанта прищуренным взглядом, — я могу дать тебе последний шанс. Один- единственный. Или… — он обвел взглядом весь их мгновенно съежившийся строй, — я могу дать его любому. То есть любой из вас или даже все вы вместе можете сейчас, вот здесь, на этом месте, бросить мне вызов. Я не требую от вас победы, даже все вместе вы мне не противники. Вам достаточно будет просто повалить меня на землю. И если вы окажетесь способны это сделать, то сразу по прибытии в лагерь вы сможете оставить его и улететь, куда вам заблагорассудится. Ну, есть желающие? Выйти из строя.
Вышедших из строя оказалось шестеро. То есть сначала вышло двое — рискнувший заявить о своих правах и «гимнопевец». Похоже, ему уже так сильно хотелось оказаться подальше от места, где его так больно побили, что он сумел отбросить страх. Хотя и не совсем. Во всяком случае, когда он делал шаг вперед, ноги у него явно подгибались. Еще четверо присоединились к первым двум после того, как инструктор пообещал, что даже если они проиграют, то никаких специальных санкций он к ним применять не будет. Остальные четверо остались в строю. А на прямой вопрос инструктора, заданный именно Тиэлу, он ответил, что приехал сюда для того, чтобы стать руигат, и пока этого не добьется, никуда уезжать не собирается. Инструктор в ответ кивнул:
— Понял. Уважаю. — А Тиэлу почувствовал, что краснеет. Потому что, несмотря на то, что сказанное тоже было правдой, основной причиной того, что он не вышел из строя был все-таки банальный страх. Он был уверен, что даже все вместе, вдесятером, они не имеют против инструктора ни единого шанса. Зато сам инструктор при таком соотношении сил вряд ли будет сдерживаться. И это означало, что просто оплеухами или ударами, пусть даже и очень болезненными, дело вряд ли ограничится. Так и произошло.
Когда противоборствующие стороны были наконец окончательно определены, инструктор встал напротив шестерых, отодвинул назад правую ногу, похоже, принимая какое-то натренированное положение тела, а затем сделал приглашающий жест ладонью. Шестеро его противников переглянулись, после чего дружно завопили и бросились на него, выставив вперед руки. Судя по всему, они решили, не мудрствуя лукаво, просто навалиться на него всей толпой и повалить на землю.
— Крак-хрясь-хрык-шмяк-тресь-чвляк…
— А-ыыы-ы-ы-ы-ы… оо-о-о-о-ё-ё-ё-ы… ыу-у-у-у-у… — Спустя пару мгновений окружающие поляну деревья зазвенели от слитного шестиголосого вопля.
Тиэлу вздрогнул и пошатнулся. Это… это было немыслимо. Первый из нападавших, которым оказался «гимнопевец», бился на земле, скребя скрюченными пальцами по камням, поскольку его левая нога оказалась сломана в двух местах, вследствие чего ступня оказалась развернута мыском к ягодице. Рискнувший задать вопрос валялся в шаге от него, с воем баюкая сломанную правую руку. Еще у одного из нападавших лицо оказалось превращено в смятую, уродливую маску и он, скорее, даже, не подвывая, а эдак, прихрюкивая, пытался обеими руками что-то сделать с водопадом крови, которая не текла, а прямо- таки извергалась из его смятого и сломанного носа и окровавленного рта с осколками выбитых зубов. Остальные трое так же пребывали в не менее «живописном» виде. Тиэлу почувствовал, как его снова замутило и, не выдержав, наклонился, извергнув из желудка все, что там еще оставалось. Впрочем, остальные не участвовавшие в схватке, так же блевали рядышком с ним.
— Вот так, птенцы… — в этой какофонии воплей и рвотных звуков голос инструктора, звучащий
