как видно из этих строк, считала возможным пренебречь при занятии Крыма формальным волеизъявлением его жителей, которому такое большое значение придавал светлейший князь. Ее беспокоили сроки осуществления операции, так как она опасалась, что Порта может, собрав войска, помешать присоединению ханства.

10 июля из лагеря при Карасубазаре Потемкин сообщил императрице о присяге татарской знати. «Знатные уже присягнули, теперь за ними последуют и все… Со стороны турецкой по сие время ничего не видно. Мне кажется, они в страхе, чтоб мы к ним не пришли, и все их ополчение оборонительное»^[1124]. Действительно, вскоре состоялась присяга мусульманского духовенства и простого народа. «Говорено было мне всегда, что духовенство противиться будет, а за ними и чернь, но вышло, что духовные приступили из первых, а за ними и все». Мусульманское духовенство Крыма было настолько раздражено пренебрежением бывшего хана к религиозным традициям, что, получив от Потемкина заверение «соблюдать неприкосновенную целость природной веры татар», не только само согласилось присягнуть, но и склонило к этому основные слои населения^[1125].

Потемкин разработал основы переселенческой политики. Главенствующим стал принцип раздельного проживания народов с разной религией и культурой: переселенцы занимали только пустующие земли, создавали новые города и деревни и практически не соприкасались с кочевниками в хозяйственных занятиях. Это предотвращало конфликты между разными, подчас враждебно настроенными друг к другу народами. Христиане селились на побережье, а татары — в основном в центральных степных районах. Такое положение не позволяло татарам в случае удара Турции сразу прийти на помощь единоверной Порте — на берегу размещались базы русской армии и флота.

Еще находясь в лагере у Карасубазара, Потемкин получил письмо Екатерины от 26 июля 1783 года. Императрица сообщила ему, как воспринято в России известие о присоединении Крыма. «Публика здешняя сим происшествием вообще обрадована, цапано — нам никогда не противно, потерять же мы не любим»^[1126].

Во время операции по присоединению Крыма беспокойство Екатерины вызывало поведение ее шведского соседа. Густав III отправился в Финляндию, где разбил военные лагеря у русской границы и предложил императрице встретиться с ним в любом удобном месте. Екатерина назначила Фридрихсгам. «Король шведской, взяв у французов денег для демонстрации, делает из шести полков лагерь у Тавастгута, — сообщала она Потемкину, — а в самое то же время нам подтрушивает свидание».

Князь постарался ободрить императрицу и советовал ей действовать твердо: «На шведского короля смотреть не надобно, а сказать его величеству, что Вы собрания лагерные близ Ваших границ в другое время сочли бы забавою, но в обстоятельствах настоящих это пахнет демонстрациею. Объявите ему серьезно, что Вы не оставите употребить всего, что возможно к избавлению себя вперед от таковых забот»^[1127].

3 мая 1783 года между Парижем и Стокгольмом был срочно возобновлен трактат 1778 года о субсидиях. Густав III получил право на ежегодную финансовую поддержку в размере 1 миллиона 500 тысяч ливров^[1128]. Добившись выплаты этой суммы, шведский король и приступил к строительству лагерей в Финляндии.

При этом у Густава III были и свои планы. Он не собирался становиться во всем послушной игрушкой Парижа. Ему казалось, что две могущественные державы — Россия и Франция — соперничают друг с другом за влияние на Швецию, и в этих условиях у него появился шанс сделать самостоятельный выбор в пользу того союзника, который заплатит больше. Поскольку Россия занята на юге, рассудил король, шведы могут попробовать разделаться со своим старинным врагом Данией. Шведский штаб подготовил план молниеносной войны против соседей, но для начала следовало заручиться гарантией ненападения со стороны Петербурга^[1129]. Для этого Густав и звал соседку на новое свидание во Фридрихсгам.

Екатерина согласилась крайне неохотно. В конце июня она отправилась на рандеву, но только для того, чтобы потянуть время и разузнать об истинных намерениях соседа. Ее раздражение против Густава проявилось в ряде колких замечаний. Осматривая шведские войска у Тавастгута, король упал с коня и сломал левую руку^[1130]. В письме Потемкину императрица по этому поводу съязвила, что Александр Великий не свалился бы с лошади на виду у своей армии. Гримму она сообщила, что есть прекрасный способ сделать Густава счастливым — предоставить ему место напротив зеркала, дабы он мог постоянно любоваться собственным отражением.

Политические предложения шведского короля Екатерина не приняла всерьез. Они представлялись ей своего рода мистификацией, годной только для того, чтобы посеять раскол между Россией и ее реальными союзниками. А вот сам Густав придавал своим инициативам большое значение. Во Фридрихсгаме он вручил императрице записку на французском языке, которая содержала проект союза между Россией и Швецией. Стороны обязывались никогда не оказывать поддержки противникам друг друга и даже начать войну в случае, если одна из них подвергнется нападению. Ради подписания такого документа Густав был готов даже разорвать союз с Турцией. Но Екатерина посчитала идеи августейшего кузена обманкой, инспирированной Францией. Поэтому она отвечала, что никогда не ведет переговоров с иностранными державами частным образом и направит план Густава на рассмотрение своих министров. Это был вежливый отказ.

Не сумев повлиять на Россию через Швецию, Версаль в 1783 году попытался действовать сам, но тоже потерпел неудачу. 26 июня французский посланник маркиз де Верак зачитал вице-канцлеру графу И. А. Остерману так называемую «Вербальную ноту» своего правительства, в которой Франция выражала недовольство активизацией действий России в Крыму и настаивала на своих «добрых услугах», то есть на посредничестве в урегулировании конфликта с татарами. Документ был переслан Потемкину, и тот 16 июля отправил Безбородко «Политические замечания».

«Французская нота, доказательство их наглости, — писал Потемкин. — …Препятствует ли им Россия удерживать за собой завоевание важнее гораздо Крыма? Они карабкаются все господствовать и вмешиваться в чужие дела, где их не просят… выдают себя быть арбитром наших дел и будто мы от них зависимы»^[1131]. После совета с Потемкиным Екатерина санкционировала ответ на ноту. Франции напомнили о захвате ею Корсики в 1768 году и заявили, что намерение России присоединить Крым «никак уже отменено быть не может». Таким образом, дипломатические усилия ни одной из европейских держав воспрепятствовать действиям Петербурга на юге не смогли.

Осенью 1783 года в Санкт-Петербурге разразился скандал, связанный с «Санкт-Петербургскими ведомостями», которые редактировались в Академии наук. В них за все время путешествия императрицы в Финляндию рядом с именем Екатерины не было упомянуто ни одного имени, за исключением E. Р. Дашковой, недавно вернувшейся из-за границы и назначенной директором академии. Молодой фаворит императрицы А. Д. Ланской потребовал от княгини объяснений. Екатерина Романовна ответила ему весьма заносчиво: «Как ни велика честь обедать с государыней… она меня не удивляет, так как с тех пор как я вышла из младенческих лет, я ею пользовалась… Следовательно, вряд ли я стала бы печатать в газетах о преимуществе… которое мне принадлежит по праву рождения»^[1132].

Однако предмет для спора имелся. Отмечая поименно, с кем обедала, гуляла или играла в карты Екатерина, газета давала знать столичным чиновникам и придворным, кто из вельмож находится «в силе», чьи распоряжения отныне являются прямой передачей воли государыни. Не упоминая Ланского, «Ведомости» как бы сообщали своим читателям, что он больше не занимает прежнего положения.

Между тем Екатерина вовсе не собиралась расставаться с мягким и сговорчивым Александром Дмитриевичем. Можно сказать, что и императрице, и ее фактическому соправителю Потемкину повезло с Ланским, который нарочито не вмешивался в государственные дела. Он был на 19 лет моложе Екатерины, однако современники единодушны, отмечая искреннее чувство, которое Ланской питал к государыне. Александр Дмитриевич происходил из-под Смоленска, пользовался покровительством Потемкина, некоторое время был его адъютантом, а в 1779 году стал новым фаворитом. «Ланской молод, хорошо сложен и,