— Нет уж, хорошо, что никого нет.
Уже смеркалось, но небо ещё не было окрашено закатом. Редко разбросанные купы деревьев казались серыми. Здесь, над обрывом, был разбит парк, а затем взгляд упирался в бетонные ворота и забор, тоже серый. И море было серое, только к тёмно-серому примешивалось свечение, и в этом бледном свете весь парк выглядел словно снятая против солнца фотография.
Чудилось, что прозрачная, бледно-фиолетовая дымка над парком, казалось, едва заметно покалывает кожу. «Словно воздух напоён электрическими зарядами…» — подумал мужчина. Ему казалось, что он перенёсся в какой-то иной мир.
— И с чего это тебя вдруг потянуло сюда? — спросила девушка.
— Просто так.
— Разве без причины на автобусах разъезжают?
— Я-то на машине хотел, это ж ты сказала — нет, обязательно на автобусе.
— И то верно.
— Всякий раз, встречаясь, мы запираемся в комнате. Всякий раз моё тело прижимается к твоему. И всякий раз повторяется одно и то же. Я подумал, пора это прекратить.
— Прекратить? Поздно ты об этом вспомнил. Из-за вас, господин Саса, мне уже никогда замуж не выйти.
— «Вас, господин Саса»? Что это ещё за церемонии?
— Ты ведь хочешь, чтобы между нами была дистанция. Потому-то и привёл меня сюда, правильно? Только это ничего не изменит. Ты — мой первый мужчина. И мне уже никогда не выйти замуж.
— В наше-то время! Откуда у тебя эти доисторические взгляды?
— Вовсе не доисторические. Это чистая правда. Люди просто обманывают себя, — все, и мужчины и женщины.
— Если себя обмануть не можешь, его обмани: мужчину, за которого замуж выходить будешь.
— Это ты только и думаешь, как бы кого обмануть, везде и всегда, — сказала она презрительно.
Мужчина взглянул девушке в глаза.
— Так или иначе, давай зайдём, раз уж всё равно приехали. Скоро ведь стемнеет, — проговорила девушка, не отводя глаз.
В тусклой темноте неясно проступали очертания ворот и забора. Однако бледно-фиолетовая дымка всё ещё не рассеялась, и было отчётливо видно лицо девушки и даже выражение её глаз.
Они вошли в распахнутые ворота, от которых прямой лентой тянулся асфальт дороги, подводя к самому краю обрыва и выпукло отливая белизной. По обеим сторонам дороги виднелись редкие деревья.
— Может, дойдём до обрыва? — сказал мужчина, и они пошли рядом. Шли они по асфальту, но шаги звучали почему-то глухо и неотчётливо. И хотя небо было уже почти совершенно чёрным, фиолетовая дымка втрое выше человеческого роста всё ещё стояла над землёй. Казалось, они вдвоём находятся в замкнутом пространстве, где, как в комнате, от стен и потолка отражаются все звуки.
Лениво волоча ноги, мужчина безразлично проговорил:
— А я неприятный сон видел.
Девушка не ответила. Мужчина на секунду замолчал, затем продолжил:
— Ты идёшь рука об руку с какой-то незнакомой женщиной и плачешь. Вы обе — в чёрных сапогах. Она тебя не утешает, а просто идёт, взяв тебя за руку. Половина лица у тебя алая и рыхлая, как раздавленная переспелая хурма.
Помолчав, девушка ответила:
— Слушай, а эта женщина не была случайно высокая такая, с густыми бровями?
— Да, такая и была, а что?
— Может, это вовсе и не сон.
— Вот ещё, глупости какие.
— Но ты же сам сказал, — «алая, как переспелая хурма» — значит, всё было цветное, правильно?
— Мои сны всегда цветные. Все цвета отчётливые, даже оттенки.
— Верно, цветные сны тоже бывают… Только это был не сон, я ведь, помнится, один раз бродила именно так, как ты рассказываешь. — Подняв руку, девушка, закрыла ладонью левую половину лица. Небо стало уже совсем тёмным, но воздух вокруг, наоборот, посветлел, и её движение было отчётливо видно.
Мужчина вспомнил один знаменитый рассказ о привидении. На горной тропе некто встречает безликое Ноппэрабо — существо без глаз, носа и рта. В испуге он бежит вниз по склону горы и у подножья видит лавочку, где торгуют гречневой лапшой
— У него лицо, часом, не такое было?
Хозяин проводит рукой по лицу, и в тот же миг глаза, нос и рот исчезают, и перед взором оказывается гладкое безликое Ноппэрабо…
Мужчина настороженно глядит на девушку.
— У меня лицо, часом, не такое было? — говорит она и отводит руку. Из-под руки показывается щека, алая и влажная… Нет, нет, примерещилось. Девушка идёт, всё ещё прижимая к лицу ладонь.
— Да конечно же, это сон, — зло и раздражённо сказал мужчина, — тут и сомневаться нечего.
— Почему же?
— Это же мой собственный сон, я его видел, потому и знаю, что это сон.
— Ну, как скажешь…
Сомнение в её голосе раздражает мужчину ещё больше.
— У меня есть доказательство, что это сон.
— Доказательство?..
— И ты, и твоя спутница шли голые. Потому я и уверен, что это сон.
— Ты же только что сказал, что мы были в чёрных сапогах, или нет?
— Сапоги-то были. А кроме сапог, на вас ничего и не было, — говорит мужчина намеренно резко. Однако девушка шепчет про себя:
— Ну, как скажешь…
Они стоят у полутораметрового забора, за которым — обрыв. Внизу, на чёрном фоне моря, у подножья скал, подёрнутая дымкой, виднелась белая брызжущая пена набегающих и разбивающихся о камни волн.
Мужчина берёт девушку за руку и резко поворачивает кругом, в ту сторону, откуда они пришли. Белая дорожка тянется до самых ворот, ведущих наружу.
Прислонясь спиной к забору, девушка говорит:
— Когда человеку что-нибудь снится, глаза ведь закрыты, правильно?
— Ну да, а как же иначе?
— А что это такое вообще — закрывать глаза?
— Что значит «что это такое»?
— Закрывать глаза — это значит опускать веки, так?
— Можно и так сказать, ну и что?
— Тогда получается, что глазные яблоки всегда открыты, так?
— А, вот ты о чём. Был, кажется, философ такой, который писал как раз об этом. У него выходило, что жмурься не жмурься, а глаза всегда остаются открытыми и всегда смотрят на изнанку век. Что, мол, им и минутки передохнуть не выдаётся. По-моему, это идея невротика.
— Все глядят на изнанку век… да, похоже на то. А я всё-таки так не думаю. Вот, смотри, я закрываю глаза… — говорит она, опуская веки. Её движение отпечатывается в его мозгу, как фотография. Парк погружается в темноту, и только вокруг мужчины и девушки — как будто бледное, угасающее фиолетовое сияние.
— Смотри, вот так, — поднеся руку к закрытым глазам, она широко расставила пальцы. — Держишь руку перед глазами, да? И пальцы просвечивают.