шраму.

Его рука вздрогнула.

— Ещё больно?

— Немного…

— Интересно всё-таки, что с тобой происходит, — Соноко подавила улыбку. — Давай пойдём — начнём пить по новой. Ты мне всё и расскажешь.

«Ей можно и рассказать», — подумал Саса. Рассказывая, он сам сможет лучше понять отношения с Сугико. Кроме того, этим рассказом, его откровенными подробностями, ему хотелось ещё больше запутать свои загадочные отношения с Соноко.

Они легко перекусили в ресторане, недалеко её от дома.

Но стоило только Соноко сказать: «Ну давай, рассказывай», как Саса почувствовал, что у него пропала охота в подробностях описывать свою связь с Сугико.

— Что-то мне лень стало.

— Ты же только что так и горел желанием.

— Мне показалось, что тебя это возбуждает.

— И что, хотел меня ещё больше возбудить, что ли?

— Вроде того… Да только это не такая история, которую стоит рассказывать обстоятельно, тем более человеку моего возраста.

— Может, ты и прав, — ответила Соноко, но, переведя взгляд на его руку, добавила: — Может, хотя бы в общих чертах расскажешь?

В общих чертах Саса рассказал. Заняло это минуты три — или, может, четыре?

— Мерзее и быть не может, — бросила Соноко, дослушав.

— Правда ведь мерзко, да? Это просто невыносимо, когда женщина всё позволяет, и только за девственность всё держится. Но в этой невыносимости тоже есть интерес…

— Я вообще-то тебя имела в виду.

Саса вздрогнул.

— Почему же?

— В такую пору жизни любая девушка видит в мужчине венец творения. И готова ради него на всё.

— Не сказал бы, что она готова на всё.

— Но ты ведь заставляешь её делать много всякого-разного, не правда ли?

— Она сама этого хочет.

— Но ведь это ты сделал её такой, верно?..

Саса отхлебнул вина из бокала и надолго задумался.

— Но самое интересное в этой истории, что тебя, оказывается, на девственниц тянет. Никогда бы не поверила.

— Да нет, не в том дело. Просто так вышло… — принялся объяснять ей Саса, подбирая слова. Он разговорился потому, что собеседницей его была именно Соноко.

— К тому же ты меня не поняла. Невинность всякая меня вовсе не интересует. Просто девственницы отвечают мужчине совсем по-иному. Это-то мне и интересно.

— Ах вот что… Ну и испорченный же ты…

— Если рассуждать с женской точки зрения, я вообще не понимаю этого презрения к девственнице. Я знавал таких, что теряли невинность с первым встречным, а после этого лишь облегчённо вздыхали. А на самом деле это изнанка того же самого — крайне пристрастного отношения к своей девственности.

— Может, оно и так…

Соноко ненадолго замолчала. Не то чтобы она задумалась, скорее колебалась, высказывать своё мнение вслух или нет.

— Я вот думаю — очень часто от того, как женщина теряет девственность, зависит вся её жизнь, — проговорила Соноко после паузы.

— Да? Мне это в голову не приходило. Ты, наверное… — тут Саса замолчал. «Ты себя, что ли, имеешь в виду?» — уже готов был произнести он, но не стал. Одновременно он подумал и о Миэко.

Соноко повернула разговор в другую сторону.

— Послушай, а ты веришь, что она девственница?

— Вот-вот, меня порой берёт сомнение, а что если это всё игра?

— И ты с ней так уже больше года…

— Ну да. Но если она на меня откликается со всей искренностью, то мне и этого достаточно.

Соноко допила бокал и, вставая, проговорила:

— Ну, пойдём. Хотя погоди, скажи-ка, а дальше-то что будет?

Саса вновь почувствовал страх.

— Не знаю. К тому же в последнее время рядом всё мельтешит какой-то молодой человек.

— Ну и забот у тебя… — рассмеялась Соноко, и они вышли наружу.

— До дома не проводишь? Дорога тёмная…

Они пошли вдвоём.

Узенькую улочку преграждал железнодорожный переезд с автоматическим шлагбаумом. Перед ним тускло блестело железнодорожное полотно. Соноко, шагая осторожно, чтобы не наступить сандалиями на рельсы, перешла на другую сторону.

— И всё-таки это мерзко. — Её слова прозвучали неожиданно, будто она только что вспомнила об этом.

Не отвечая, Саса остановился и, схватив её за руку, втащил в переулок и привлёк к себе. Его рука, раздвинув полы кимоно, скользнула меж её бёдер.

Соноко упорно боролась с ним, но не отталкивала и не кричала.

— Дай-ка я тебя помучаю.

Нарочито грубо Саса загнал пальцы внутрь и ожесточённо задвигал им. Изо рта Соноко вырываются стоны. Иногда к ним примешиваются короткие бессмысленные слова — не то боли, не то наслаждения.

Послышался колокольный звон. Прошло несколько секунд, прежде чем Саса понял, что это включился сигнал на переезде.

Вскоре переезд оглушительно загремел. Грохот продолжался непомерно долго.

— Наверно, последний поезд. Я-то думал, он куда раньше проходит. — Саса так удивился, что заговорил. Рука его замерла.

Немного переждав, Соноко шумно вздохнула и хрипло проговорила:

— Ночью товарные ходят.

Она медленно оторвалась от него.

— Дальше можешь не провожать. Дом уже совсем рядом.

Не дожидаясь ответа, Соноко поворачивается и уходит. В ночной полутьме мелькают, уменьшаясь вдалеке, её белые носки.

Вечер, примерно неделю спустя.

Саса — в баре, где работает Соноко.

Она — в дальнем зале, сидит на высоком стуле, но не двигается с места.

Минут через двадцать Соноко подошла и молча села рядом.