Я погасила лампу. В темноте стянула с себя промокшую одежду, развесила ее над калорифером и повернула регулятор на полную мощность.

Уличный фонарь давал достаточно света, чтобы он видел мой силуэт и знал, что я – голая. Я надела майку и нырнула под одеяло.

– Я люблю тебя, – услышала я его голос и сказала в ответ:

– Я учусь любить тебя.

Он закурил.

– Как, по-твоему, сейчас подходящее время?

Я знала, о чем он говорит. Поднялась и присела на край его кровати.

Красный огонек сигареты через равные промежутки времени освещал его лицо. Он взял меня за руку, и так мы просидели несколько мгновений. Потом я высвободилась и погладила его по голове.

– Ты не должен спрашивать, – ответила я. – Любовь не задает вопросы, ведь если мы начнем задумываться – начнем бояться. Это – необъяснимый страх, я не стану даже и пытаться облечь его в слова. Это может быть страх того, что тебя отвергнут, не примут, страх нарушить очарование. Звучит нелепо, но это так. А потому надо не спрашивать, а совершать поступки. Как ты сам и столько раз говорил – надо рисковать.

– Я знаю. И никогда прежде не спрашивал.

– Ты уже завладел моим сердцем, – сказала я, делая вид, что не слышала его слов. – Завтра можешь покинуть меня, но мы всегда будем вспоминать чудо этих дней; романтическую любовь, возможность, мечту. Но я думаю, что Господь в неизреченной и бесконечной мудрости своей запрятал ад посреди рая. И сделал это для того, чтобы мы всегда были настороже. Для того, чтобы мы, наслаждаясь радостью Милосердия, не забывали про столп Строгости.

Руки, гладившие мои волосы, напряглись.

– Ты – способная ученица, – сказал он.

Меня удивило это замечание, но потом я вспомнила: «Если поверишь, что знаешь, то в конце концов узнаешь».

– Не думай, что я такая уж недотрога, – сказала я. – У меня было много мужчин. Я крутила любовь с теми, кого толком и не знала.

– Я тоже, – ответил он.

Он хотел, чтобы это прозвучало непринужденно, но по тому, как изменились прикосновения его рук, я поняла – мои слова причинили ему боль.

– Но с сегодняшнего утра я вновь стала девственницей. Не пытайся понять – только женщина знает, о чем я говорю. Я заново открываю для себя любовь. И это постижение требует времени.

Он дотронулся до моей щеки. Я чуть прикоснулась губами к его губам и вернулась в свою кровать.

Сама не знаю, почему я вела себя так, а не иначе. Не понимаю – хотела ли я привязать его к себе еще крепче или отпустить на свободу.

Но этот день выдался уж таким долгим… Я была слишком утомлена, чтобы думать.

Ночью ко мне снизошли умиротворение и покой. Была минута, когда мне, остававшейся в глубоком сне, показалось, что я проснулась. Я ощущала рядом присутствие женщины, которую словно бы давно знала, и потому чувствовала себя надежно защищенной и любимой.

А по– настоящему я проснулась в семь часов от нестерпимой жары. Вспомнила, что включила обогреватель на полную мощность, чтобы просушить одежду. За окном было еще темно. Стараясь двигаться бесшумно, чтобы не разбудить его, я поднялась. И, поднявшись, увидела, что его нет.

Меня охватила паника. И Другая, тотчас очнувшись, заговорила: «Ну, видишь? Стоило тебе согласиться, как он исчез. Все мужчины одинаковы».

Паника усиливалась с каждой минутой. Я не могла терять власть над собой. Но Другая говорила не умолкая:

«Я пока еще здесь. Ты позволила ветру сменить направление, ты отворила двери, и любовь ворвалась в твою жизнь, затопляя ее. Если будем действовать без промедления, еще успеем все снова взять под контроль».

Я должна перестать витать в облаках. Я должна быть осмотрительна.

«Он ушел, – продолжала Другая. – И тебе нужно как можно скорее выбраться из этой дыры. Твоя жизнь в Сарагосе еще не претерпела изменений – вернись к ней. Поспеши. Беги со всех ног. Пока не потеряла все то, что приобрела ценой таких усилий».

«У него, должно быть, были мотивы», – подумала я.

«У мужчин всегда находятся мотивы, – возразила мне Другая. – Мотивы мотивами, а женщина в результате остается одна».

Теперь мне необходимо решить, как вернуться в Испанию. Мозг должен быть занят постоянно.

«Обратимся к практической стороне, – сказала Другая. – Деньги».

Денег у меня не было вовсе. Надо спуститься, позвонить родителям – за их счет – и попросить выслать сколько-нибудь на дорогу.

Но сегодня – праздник, и деньги можно будет получить только завтра. Что я буду есть? Как объясню хозяевам, почему с уплатой им придется подождать два дня?

«Да ничего им не надо объяснять», – ответила Другая. Ну конечно, у нее есть опыт, она умеет справляться с такими ситуациями. Она – не ошалевшая от любви девчонка, а женщина, всегда, во всякую минуту жизни знающая, чего она хочет. И мне надо вести себя так, будто ничего не случилось, будто он скоро вернется. А когда придет перевод – заплатить и ехать восвояси.

«Прекрасно, – похвалила меня Другая. – Ты вновь становишься такой, как прежде. Не надо печалиться – когда-нибудь ты встретишь человека, которого сможешь любить, ничем не рискуя».

Я потрогала свои вещи – высохли. Теперь предстоит выяснить, в каком из этих городишек есть банк, а потом отправляться звонить, то есть заняться делом, и тогда у меня не останется времени плакать или тосковать.

И лишь в эту минуту я заметила записку:

«Я – в семинарии. Собери свои вещи (ха-ха-ха), вечером мы едем в Испанию. Буду после обеда».

И чуть ниже: «Я люблю тебя».

Прижав записку к груди, я вместе с облегчением почувствовала себя жалкой и несчастной. И заметила, что Другая, явно озадаченная моей находкой, куда-то девалась.

Я тоже его любила. И с каждой минутой, с каждой секундой эта любовь крепла, росла и преображала меня. Я вновь обрела веру в будущее, и ко мне мало-помалу возвращалась вера в Бога.

И все это сделала любовь.

«Не желаю больше плутать в темных закоулках собственной души, – сказала я себе, решительно захлопывая дверь перед носом Другой. – Что с третьего этажа вывалиться, что с сотого – разницы никакой».

Так что если уж падать, то – с небоскреба.

– Покушайте сперва, – сказала хозяйка.

– Я не знала, что вы говорите по-испански, – с удивлением воскликнула я.

– Граница в двух шагах. Летом в Лурд наезжают туристы. Не смогу объясниться – не сдам комнаты.

Она поставила на стол поджаренный хлеб и кофе с молоком. Я внутренне приготовилась встретить этот день: каждый час будет тянуться год. Может быть, это угощение отвлечет меня?

– Вы давно с ним женаты? – спросила она.

– Это – моя первая в жизни любовь, – ответила я. И все на этом.

– Видите вон те вершины? – продолжала она. – Моя первая любовь погибла на одной из них.

– Но потом вы повстречали другого человека.

– Да, повстречала. И умудрилась вновь обрести счастье. Судьба распоряжается забавно: почти никто из моих знакомых не вступил в брак со своей первой любовью. А те, с кем это все же случилось, постоянно твердят мне, что пропустили нечто очень важное, что не пережили всего, что должны были… – Она вдруг осеклась. – Ой, простите. Я не хотела вас обидеть.

– Я и не обиделась.

– Знаете, я всегда смотрю на тот колодец. И думаю: если бы не святой Савен, который велел копать в этом месте и обнаружил воду, наш городок располагался бы ниже, возле реки.

– А при чем тут любовь? – спросила я.

– Этот колодец притягивает к себе людей, у каждого из которых – свои надежды, свои мечты, свои трудности. Однажды кто-то решился, отважился найти воду, и вода появилась, и все стали собираться вокруг нее. Просто я думаю, что когда мы смело ищем любовь – любовь обнаруживается, а мы притягиваем к себе новую и новую любовь. Если тебя любит один человек, значит, любят все. А если ты одинок – значит, станешь еще более одиноким. Так вот забавно устроена жизнь.

– Вы не слыхали про книгу под названием И Цзин? – спросила я.

– Нет, никогда.

– Там говорится, что можно изменить город, но нельзя перенести в другое место колодец. Влюбленные встречаются, утоляют свою жажду, строят свои дома, растят детей – и все это вокруг него. Но если один из влюбленных захочет уйти, колодец не сможет последовать за ним. Оставленный колодец останется на том же месте, он, хоть и заброшен, будет полон чистой водой прежнего.

– Такие речи больше подходят старухе, на долю которой выпало много страданий, а не молоденькой женщине, – сказала она.

– Нет. Я всегда боялась. Я никогда не рыла колодцев. Сейчас я это делаю впервые и не хочу позабыть о том, как это рискованно.

Тут я что-то нащупала в кармане и, поняв, что это, похолодела. Отставила чашку с кофе.

Ключ. Он дал мне ключ.

– В вашем городке жила одна женщина, перед смертью завещавшая все свое имущество семинарии в Тарбесе, – сказала я. – Вы знаете, где ее дом?

Хозяйка открыла дверь и показала на один из средневековых домиков на площади.

– Вот он. Два священника провели там почти два месяца. И… – она запнулась, с сомнением глядя на меня, но потом договорила:

– И один из них очень похож на вашего мужа.

– Это он и есть, – уже с порога сказала я, очень довольная тем, что позволила эту шалость ребенку, живущему у меня в душе.

Я остановилась перед домом, не зная, что делать. Все тонуло в густом тумане, и мне казалось: я во сне, где бродящие в каком-то пепельном пространстве странные фигуры влекут меня в еще более странные места.