заранее). Ситуация фатально осложнилась тем, что в темноте, а также, видимо, по причине сильнейшего испуга, люди не успели задраить двери в переборке подбашенного отделения 12? установки и вода затопила также носовые погреба. Вместимость всех затопленных отделений составила около 840 т.
Через центральный пост командир линкора В. Г. Антонов передал приказание выровнять крен затоплением кормовых бортовых коридоров правого борта. Приказание было продублировано посылкой ординарца к трюмному инженер-механику К. И. Мазуренко. Из воспоминаний последнего: «Корабль в это время быстро кренился на левый борт… я бросился к задраенному люку 12? носовых погребов на батарейной палубе с тем, чтобы спуститься вниз через открытую горловину его, обследовать пробоину и изолировать затопленную часть отсека. Заглянувши в горловину, я, к прискорбию, увидел, что уровень воды в 12? отсеке уже достиг уровня моря и отстоял от горловины футов на шесть. Оставалось лишь задраить её на случай возможного погружения корабля от дальнейших пробоин в бою. Судя по значительной скорости затопления большого отсека 12? погребов, имевшего в длину почти 48 футов, можно легко понять, что пробоина в нём по размеру почти такая же, как и при минном взрыве. Как впоследствии выяснилось, она имела в диаметре около 15 футов… Мне оставалось лишь выровнять опасный крен в 9° и принять меры к тому, чтобы вода не распространилась и не просачивалась в отделения соседнего отсека носовых 6? погребов. Я приказал затопить для выравнивания крена наружные бортовые коридоры по правому борту против кочегарных и машинных отделений — и трюмные немедленно приступили к выполнению трафаретной работы, хорошо им знакомой по прежним боям в 1915 году». [275]
Вторым попаданием было затоплено верхнее носовое отделение мокрой провизии и шкиперская между 5 — 13 шп. Вместимость обоих помещений составляла 287 т воды. В результате этих двух попаданий и вызванного ими поступления в носовую часть в общей сложности около 1130 т воды сразу образовался крен в 4,5°, дошедший менее чем через 10 минут до 8°. Для выравнивания крена и дифферента в отсеки правого борта от 32 шп. в корму была принята вода и крен быстро уменьшен до 3–4°.
Третий снаряд, попавший в подводную часть броневого пояса против левой машины, борт не пробил, но вызвал нарушение его целостности, «поскольку в машинном отделении была замечена только фильтрация воды и вода в трюм прибывала настолько медленно, что с ней могли справиться одни осушительные средства».
Попадание в борт у отделения динамо-машин, происшедшее под очень острым углом (около 30–35°), также затронуло осек погребов левой носовой 6? башни, где в штурвальном отделении возник пожар — загорелись маты и бушлаты матросов расчёта подачи погреба. Из рапорта мичмана Шимкевича, командира башни: «Подбашня наполнилась дымом, люди надели маски и тушили пожар. Находившиеся там гальванеры (два человека) и один строевой потушили пожар и, когда прислуга питателя хотела покинуть подбашню, уговорили их остаться на местах. По словам гальванера Чайкова, они сообщили о пожаре в башню, но не получили никакого ответа, очевидно, была перебита переговорная труба». [276] Тогда матросы, не имея связи с начальником, по своей инициативе затопили погреб.
В результате полученных повреждений и принятых для борьбы с ними мер состояние «Славы» к 12.30 определяется следующим. Вся носовая часть линкора до 26 шп. от киля до нижней палубы, за исключением нескольких мелких отсеков, заполнилась водой. Корабль сел носом на 1,5 м, увеличив среднее углубление почти на 0,5 м; углубление носа стало около 10 м и среднее углубление около 8,9 м. Переборки держали хорошо, отмечалась лишь фильтрация воды через сальники электропроводов. Остойчивость в целом не уменьшилась, поскольку выше броневой палубы вода не проникла. Получив пробоины и крен, «Слава», осторожно кладя право руля, чтобы не увеличивать крена, легла на курс 330°. В этот момент германские дредноуты оказались у неё точно по корме, получив возможность поражать своего тяжело повреждённого противника продольным огнём.
В сражении наступил критический момент. Поскольку немцы остановились и больше не шли на сближение, единственный шанс уцелеть для обоих русских линкоров и «Баяна» под интенсивным и прицельным огнём германских дредноутов заключался в возможно скором отходе на север. Из отчёта о бое вице-адмирала Бахирева: «Около 12 час. 30 мин., чтобы вывести из огня неприятеля охранявшие отряд миноносцы VI и IX дивизионов, так как надобности в охране не было, и чтобы наши заградители и другие суда, стоявшие на якоре к N от Шильдау, заблаговременно вышли из сферы обстрела и не мешали маневрированию больших кораблей, я сделал общий сигнал „Б“, который потом подкрепил по радио: „МСРЗ отойти“». [277]
К этому времени «Гражданин» также имел два попадания с «Кронпринца», которые, однако, не привели к таким тяжёлым последствиям, как на «Славе». Первым пробившим верхнюю палубу в корме 12? снарядом были причинены значительные разрушения в межпалубном пространстве (возник пожар, с которым быстро справились). Второй, пробивший борт на уровне верхней кромки брони у средней левой 6? башни, также вызвал множественные повреждения внутри и повредил вспомогательные механизмы и трубопроводы, но на боевые качества корабля влияния не оказал.
Вот как описывает эти драматические минуты Г. К. Граф: «Возле „Славы“. вставали громадные столбы воды, в её борту, около носовой башни, отчётливо виднелось несколько пробоин. С большим креном на левый борт и сев носом, она большим ходом шла на север. „Баян“, которому удалось выйти из-под обстрела сравнительно благополучно, шёл с пожаром на баке, держа „Славе“ сигнал „С“, т. е. „стоп машины“. По-видимому, адмирал Бахирев опасался, что она, сев в канале, закупорит выход всем остальным. Последним медленно отходил на север „Цесаревич“, который энергично отстреливался из своих 12? орудий. Он также имел несколько попаданий». [278]
Сразу после отдачи приказания на отход в «Славу» в 12.29 попало ещё два снаряда — «один в церковную палубу, другой в батарейную палубу, почти в одном месте, около вентиляторной шахты первой кочегарки. Снаряды разворотили рундуки, пожарные рожки, лагуны, трап, соединяющий обе палубы, шахты в погреба мелкой артиллерии, кочегарную шахту и произвели в обеих палубах пожар командных шкафов и рундуков. Благодаря энергичной и самоотверженной работе старшего офицера капитана 2 ранга Галлера и трюмно-пожарного дивизиона пожар был ликвидирован минут через 10–15, несмотря на трудности работы вследствие массы дыма и газов и трудностей поэтому ориентировки» (из рапорта командира линкора В. Г. Антонова).
Часть раненых была перевязана тут же на месте, часть сразу же отнесена в кормовой перевязочный пункт. Одним из этих снарядов был тяжело контужен врач Леппик, перевязывавший в это время мичмана Денисова, который также оказался контужен, но легко. Пламя, дым и газ от разрыва уничтожили носовой перевязочный пункт, медперсонал которого сразу же перешёл в главный кормовой пункт.
Эффект разрыва сильно почувствовался и в располагавшемся здесь же под броневой палубой центральном посту, куда взрывная волна и дым попали через повреждённую шахту сообщений с боевой рубкой. Из рапорта находившегося в центральном посту мичмана Деньера: «…было попадание где-то очень близко от центрального поста, разбившее его и выведшее его совершенно из строя. В какой именно части центрального поста было попадание, сказать точно не могу; некоторые из команды говорили, что видели большое пламя; сам я, как и многие из команды, был оглушён и отброшен от стола, за которым шифровал. Во время разрыва в посту кроме меня находились лейтенант Зиберт и вся прислуга центрального поста, все оставались на своих местах, убитых и раненых в моей части поста не было…освещение ослабло, телефон и другие электрические установки перестали действовать, переговорные трубы были разбиты и из них полилась вода, все электрические звонки начали заглушенно звонить». Лейтенант Зиберт: «…разорвался снаряд рядом с кубриком, показалось пламя, помещение наполнилось дымом и тротиловыми газами. Взрывом я был отброшен от стола, за которым сидел с мичманом Деньером, занятый расшифрованием радио. Из освещения уцелела одна лишь лампа по правому борту, телефонные звонки начали звонить, трансформаторы остановились. Мы взяли все документы и встали у входа в центральный пост с правого борта, т. к. там был небольшой приток свежего воздуха. Крен на левую сторону значительно увеличился. Из переговорных труб и некоторых малых отверстий носовой переборки потекла вода…». [279]
