Гляди, как там все замело… Мы с ним просто друзья. Мужчина с женщиной могут дружить, только если они бывшие любовники…
— Да, я слышала такую мысль.
Они замолчали и обе обернулись к окну — там, на улице, за сплошной пеленой мартовского снега едва просвечивали оранжевые фонари.
«Он с Марьяной. У него двое детей, он все такой же… Хотела бы я его увидеть. Хотя зачем? Все прошло — давным-давно, много лет назад. Да и любви-то, наверное, между нами никакой не было, просто гормоны играли… Трудности пубертатного возраста».
— Зачем вы продали тогда дачу? — неожиданно спросила Лида. — Она напоминала тебе о прошлом?
— Просто нужны были деньги, — ответила Валя. — Ты же помнишь, тогда были трудные времена — инфляция и все такое… Не хватало даже на самое необходимое. Мама еще начала болеть, лекарства дорогие. Правда, лекарства ей так и не помогли…
— А-а… — задумчиво произнесла Лида. — Дурацкие времена. Мне без тебя там стало совсем скучно, и я тоже уговорила свою мамахен продать дачу. Она меня, между прочим, до сих пор пилит, хотя у Сокольского коттедж на Пироговском водохранилище. Мамахен ругается, мол, она там чувствует себя не в своей тарелке, все чужое, да и народу много.
У Лиды затренькал сотовый в сумочке.
— Золотце, это ты? Мама с тетей Валей, в кафе… Чего ты хочешь? Попроси бабушку, она тебе сделает. Димочка, детка, я скоро буду дома. Ладно, пока. Целую!
— Дима, да? — спросила Валя. — Наверное, беспокоится, куда ты так надолго пропала. Ладно, пошли, меня тоже дома ждут…
— Погоди… — Лида задумалась. — Да, Валька, я хотела тебя спросить — четырнадцатого апреля у Сокольского дэ эр, вы придете?
— Какое еще дэ эр?
— День рождения, балда! — захохотала Лида.
— Хорошо, придем. Это что будет, воскресенье? Обязательно придем!
— Только учти, отмечать будем не дома, а тоже в каком-то ресторане, потому что народу будет много. Адрес потом скажу… Сокольский прямо извелся весь, так ему жалко денег. Но ничего не поделаешь — сорок пять лет, круглая дата!
— Сорок пять… — повторила Валя зачарованно. — Ах, ну да, я и забыла, что он тебя старше.
— Хуже того — припрется его первая жена! Они вроде как цивилизованные люди, до сих пор перезваниваются… Толстое чудовище! Но у нее второй муж — крупный чин в органах, и Стае перед ним лебезит на всякий случай, а вдруг пригодится…
— В каких органах?
— А бог его знает… Мне это все, если честно, до лампочки. Смотри же — я буду ждать вас с Ильей!
— Да, да, конечно…
Разговор с Лидой оставил осадок на душе.
Ванечка.
Милый Ванечка…
Они мечтали пожениться. Тогда, после того знаменательного лета, он с мамой пошел к Гурову. Гуров их принял, хоть и были они дальними родственниками — так, седьмая вода на киселе… Взял Ваню к себе в секретари. И тот стал бегать по судам и архивам со всякими папками, помогая боссу. Все восхищались Ваней — надо же, какой славный малый, школу заканчивает и работает. Тогда было не принято работать, подрастающее поколение сидело лет до тридцати на шеях у своих родителей. Это у старшего поколения называлось «поднимать детей на ноги».
«У нас будет шикарная свадьба, — не раз повторял Ваня. — Ты ее запомнишь на всю жизнь. Еще полтора года… Еще год… Еще полгода… Осталось совсем чуть-чуть!»
В Москве они встречались не так часто, но все равно каждая встреча была праздником. Безумная летняя горячка не закончилась — она растянулась надолго, вопреки всему. Вопреки их легкомысленному возрасту, вопреки трудностям, которые были в стране… Они так любили друг друга, что Вале было страшно иногда — когда она замечала размеры этой любви. Безбрежной, точно океан…
Клавдия Петровна не сразу догадалась о романе, который был у ее дочери и их дачного соседа. А они уже к тому времени окончили школу и ждали только Валиного совершеннолетия. «Оно и к лучшему, — подумав, заявила Клавдия Петровна тогда. — Ваня мне нравится, он юноша серьезный. Да и Арсений Никитич его одобряет… Папа, вы как к Ване относитесь?» — «Хорошо», — лаконично ответил тогда дед. «И?..» — «Пусть женятся, если им так приспичило».
А потом… Что же произошло потом?
Валя старалась не вспоминать того дня, когда Ваня пришел к ней и сказал, что свадьбы не будет. Что он выбирает Марьяну, дочку своего босса…
«Значит, он до сих пор с этой Марьяной, — вздохнула Валя, — у них дети, и Гуров по-прежнему руководит им. Завидная карьера, потому что без протекции Филиппа Аскольдовича Ваня высоко не поднялся бы. Глядишь, он сам скоро достигнет международных высот, и его имя будет греметь по всей стране, как имена других известных адвокатов».
А она осталась с Ильей, старые раны давным-давно затянулись. Все складывалось хорошо, и она чувствовала себя вполне счастливой.
И только один раз — помнится, ей было тогда лет двадцать девять — ей приснился сон. Как будто она в прошлом, и они с Ваней на берегу Иволги. И солнце — много, очень много солнца, все залито золотым светом. Плеск воды…
Но это был один-единственный сон, и больше он не повторялся.
Была опять пятница. Посетителей пришло много — все точно проснулись после зимней спячки, засуетились. Интеллигентная старушка жаждала освежить в памяти «Бесов» Достоевского. Юноша с зеленым ирокезом на голове потребовал сборник Камоэнса. Нервной даме в темных очках был нужен популярный медицинский справочник…
Валя ждала вечера.
Она то принималась себя ругать, то говорила себе, что ничего особенного в ее решении нет.
Занятия в литературной студии начинались сегодня в шесть вечера. Первым пришел Юлий Платонович Истомин — он свято относился к своим обязанностям.
— Пальто у вас больно жиденькое, — жалостливо произнесла Нина Константиновна, гардеробщица. — Не по сезону, Юлий Платонович!
— Очень даже по сезону! — хорошо поставленным голосом возразил Истомин. — Весна, середина марта! Я шел сегодня по Тверской и радовался жизни, словно дитя. Я видел светлые лица прохожих, которых, казалось, обуревали тот же восторг и упоение…
Конечно, по Тверской-то пройти не грех… — вздохнула Нина Константиновна, доставая вязание и принимаясь быстро-быстро мелькать спицами. — Небось чисто там, убрано. Как-никак центр, да и мэрия рядом. Весь снег убрали, и асфальт с порошком помыли! Вот вам и светлые лица прохожих. А у нас за Садовым, в переулках, грязь такая, что и не пройдешь — сплошные лужи да колотый лед. И грязи полно, с осени еще!
— Это не актуально, — рассеянно ответил Юлий Платонович, который старался не замечать подобных контрастов. Он размотал длинный пестрый шарф, бросил его перед собой на стул и принялся причесываться перед зеркалом обломком гребешка.
В этот момент его и настигла Валя.
— Юлий Платонович…
— Да, дитя мое?
— Я бы хотела с вами поговорить, — серьезно произнесла она.
— Насчет студии? — неожиданно испугался мэтр. Он очень боялся, что может лишиться последнего источника доходов. — Что такое? Кажется, еще на прошлой неделе я говорил с Леонардой Яковлевной, и она…
— Нет-нет, я по личному вопросу! — торопливо успокоила его Валя. — Хотя он касается некоторым