– Напишем прямо в машине.
И начал писать. Лифшиц ходил кругами вокруг автомобиля, как Наполеон перед Ватерлоо. Генерал плелся за ним, как покорный адъютант. Мы размякали на солнышке.
– А сейчас вы все подпишете этот акт, – объявил эксперт и протянул Лифшицу исписанный в столбик лист бумаги.
Тот посмотрел в него, пожал плечами и протянул генералу.
– Позвольте, позвольте… – нахмурился генерал. – Это все тоже мы?
– Не знаю, – развел руками эксперт, – моя задача перечислить количество неисправностей в данной машине. А вы на суде, в соответствии с законом, можете предъявить акт о приемке машины в ремонт с описанием ее состояния и подписью владельца.
– На каком суде? Я отдаю машину без денег! – почти взвизгнул Лифшиц.
– Как вы ее отдаете, это не мой вопрос. Мой вопрос – это ее состояние. На месте владельца я подал бы в суд, – устало пояснил он. – Распишитесь здесь, здесь и здесь…
Собственно, их нельзя было заставить расписаться. Они могли бы и не расписываться под жутким списком смертельных диагнозов нашей лапочке, но они были парализованы происходящим… и, посовещавшись, расписались и гордо поставили прочерк между последним пунктом неисправностей и финалом листа с надменным:
– Мало ли что вы тут потом допишете!
– Ремонт уже описанных неполадок по стоимости превышает рыночную стоимость автомобиля, – усмехнулся эксперт, – советую вам приготовить бумаги о его приемке на сервис.
Я боялась, что с Лишфицем случится инфаркт или инсульт, и вспоминала, как делается искусственное дыхание и массаж сердца. Можно сказать, листала перед мысленным взором страницы школьного учебника, на которых это было нарисовано, дай бог памяти, в каком классе…
– Вы будете подавать в суд? – хрипло спросил генерал.
– Не знаю, как посоветует юрист, – безжалостно ответила я.
Я понимала, что приход эксперта подействовал на Лифшица как личный конец света. Долгие годы, разводя народ, он был совершенно не готов к тому, что рядом сидит правосудие, необратимое, как ядерный взрыв, и простенькое, как этажерка. И это самое правосудие одним прописанным законом уничтожает его как клопа со всеми незаконными доходами, позой победителя, походкой начальника автосервиса, оплаченными усилиями генерала… И двумя пальцами делает из вальяжного накачанного самца в расцвете сил и коммерческого таланта пришибленного немолодого неудачника с запойной пластикой.
– Судя по акту, у машины не работает ничего? – спросила я у эксперта. – Она сможет ездить?
– Какое-то время. Обязательно поставьте ее теперь на полный ремонт в качественный сервис. Неизвестно, что они там накрутили… – предположил эксперт.
– Да… – вдруг выдавил из себя Лифшиц, – Веня просил, чтобы вы отдали ему клубный номер. Вам он все равно не нужен…
Сзади машины над нашим номером на месте американского номера была прикручена жестяная пафосная картинка с эмблемой клуба «Колумб».
– Под ней дырка от американского номера, – напомнил Петруша.
– За те деньги, на которые он нас кинул, я принесу ему этот клубный номер только на могилку, – пояснила я, не сомневаясь в тщательности передачи текста адресату.
И мы поехали вон со двора, оставив Лифшица с генералом, как двух Золушек после того, как часы пробили двенадцать: в окружении крыс, тыквы и лохмотьев, которые еще недавно казались престижным автосервисом…
– А как вы определили, что и когда было заменено в машине? – пытала я эксперта.
– Это моя профессия. По резьбе, по запаху пыли, по следам стружки… К сожалению, в нашем варварском государстве к нам редко обращаются – предпочитают разбираться менее законными и сложными способами, – ответил он. – А почему вы купили американскую машину? Любите все американское?
– Терпеть не могу все, кроме автомобилей. Лучшее, что дали американцы миру, – это дизайн автомобилей…
– А свобода?
– Да ладно. Свобода у них такая же, как и статуя Свободы. Статуя Свободы – американская «девушка с веслом»…
– Вот тут я с вами согласен…
Вечером Веня звонил всем моим подругам:
– Она врет, что забрала машину без денег! Она врет для понта! Лифшиц мне сказал, что он просто снизил ее сумму! Она врет! Лифшиц никогда бы не отдал машину бесплатно! Да у него все схвачено! Да у него крыша крутая!
С одной стороны, Веня как никто другой знал, что я никогда не вру. Что делает меня непригодной для ненастоящей дружбы и настоящей политики. С другой стороны, такой жизненный поворот казался ему нереальным, потому что скрипучий внутренний голос сказал ему: «К тебе тоже так однажды придут…»
В суд мы не подавали. Почему? Надоела вся эта возня. Поняли, что жизнь накажет Веню и Лифшица суровей, решили не перебивать ей по этому поводу аппетит. Так что поехали в другой автосервис, починили все сверху. Правда, потом машина задымилась на ночной владимирской дороге. Лифшиц там что-то все же подкрутил, бог ему судья… Но эту проблему тоже решили…
Фигуристы Белоусова и Протопопов тренировались, надевая на себя двадцатикилограммовые пояса, и снимали их только в момент соревнований. Сняв с себя груз общения с Веней и разборок с Лифшицем, я почувствовала себя как великие фигуристы на соревнованиях. Мир расцвел всеми красками, жизнь забила ключом. Я еще откликалась на имя Вени площадной руганью – тем более что он все время таскался по людям, найденным через меня, с новыми мелкими мошенническими проектами, – но в целом образ прошлого оруженосца быстро затянулся паутинками.
Мы с Труновой и Полей Ковач собрали друзей-приятелей в ресторанчике «Мадам Галифе» и отпраздновали победу, изложив историю со всеми деталями. Веня успел оказать мне еще одну услугу – попытался продолжить дружеские отношения с моими подругами. Он звонил и нажимал им на эрогенные зоны. У одной – это была помощь больным, и Веня раз в неделю притаскивал ей в больницу очередного смертельно больного знакомого. Другой предлагал устройство на хорошую работу. Третьей – себя в разнообразных качествах. Одна моя близкая подруга даже сломалась на этом. Веня притащил ей фуфловый сценарий телепрограммы – в этом сезоне он изображал из себя телепродюсера – с Беби в качестве телеведущей – и предложил деньги от устроенной на канал программы пополам. Подруга в целом понимала, кто такой Веня и чем кончаются все его проекты, но… фраза «деньги пополам» подействовала на нее гипнотически, и она заявила, что нечего мне лезть в ее бизнес, после чего была отправлена мною к Вене. В ту часть человечества, с которой я бы больше не хотела никогда коммуницировать ни в этой жизни, ни в последующих. Остальные подруги Веню послали.
Постепенно выяснилось, что «шевроле-каприз» до меня был предложен практически всем общим знакомым. Включая Кискина, возле которого Веня прижился на побегушках после нашего расставания, поскольку совершенно не представлял своей жизни вне свиты известного человека.
Вот, собственно, и все про мою любовь к американским автомобилям, за которыми я выворачиваю на дороге шею в десять раз активнее, чем за самыми породистыми и накачанными мужиками.
Ах нет… Еще была мизансцена на кинофестивале. Ну, совсем чеховская, когда практически все герои на финале собираются в гостиной. В двенадцать часов ночи в фойе ярославской гостиницы, где на диванах расселись фрагменты бомонда с целью поговорить о высоком или разбиться на ночь на нестойкие пары… внезапно распахнулся лифт, и из него выпорхнули большой толстый артист, две девицы на непритязательный вкус и Веня.
Наш край дивана замер, поскольку на нем по иронии судьбы сосредоточились первые две из моих приятельниц, с которыми Веня пытался построить отношения, и моя подружка, знавшая историю в деталях. Я была членом фестивального комитета, подружка – киносценаристкой. Но обе дамы попали в сюжет по насмешке небесного диспетчера: одну уговорили поехать за компанию, а другая оказалась ровно в городе в рабочей командировке.