никого нет: постояльцы уже ушли на работу, тетя Клава в сарае щепки для растопки печей колет, а заведующая еще в гостиницу не пришла. Вот этой четверти часа Яковлев и ждал. Зачем? Я понимаю, когда человек, прыгая в петлю, старается не шуметь. Висельника можно спасти. Но ведь от выстрела в висок никто не выживал! Какая же разница самоубийце, прибегут в номер сразу после выстрела или через полчаса?

Записываю в блокнот слова Мироныча. Трудно понять, зачем наряжался перед смертью Яковлев, почему хотел уйти из этого мира в тишине.

— Что же могло быть причиной его самоубийства? Может быть, Яковлев совершил какое-либо преступление и боялся ответственности?

— Причины не знаю, — отвечает Мироныч. — Но преступлений он не совершал. Опечатав комнату, я поехал в карбат. Жаль, комиссар батальона болен, лежит в больнице. А комбат Вязь говорил со мной неохотно и был спокоен, словно у него каждую ночь командиры стреляются. Сказал мне Вязь, что за Яковлевым никаких нарушений не значится, и вызвал своего начштаба Войцеховского — «принять меры». Вижу, товарищи хотят обойтись без чекистов. Я сразу же уехал в уезд.

— Слушай, Мироныч! А на столе в номере никакого письма не было?

— Нет, — решительно отвечает чекист, — зрительная память у меня хорошая. Перед ним лежала записка. У лампы стояла чернильница, а на краешке стола — книга.

— Какая, не помнишь?

— Постой, постой... Толстая такая, потрепанная. В черном переплете... Вспомнил! Мережковский, сочинения. Ведь его произведения в «Красном доме» ставят.

Завидной популярностью пользуется творчество белого эмигранта Мережковского в Надеждинске. Я помню, как об этом рассказывал нам инспектор Зобов. Хорошая артистическая среда подобралась в «Красном доме»! «Людей неблагодарных племя...»

— Как же попала эта книга к Яковлеву?

— А он участвовал в драматическом коллективе. Крепкие там артисты, советую посмотреть! Кажется, суфлером был Яковлев.

— В книге ничего не было?

— Не смотрел... — смущенно отвечает Мироныч. — Ведь дознания я не проводил.

Вот и все, что известно в Чека по делу Яковлева. Разлетелись мои надуманные версии. Появилось много необъяснимых фактов. Трудна следственная работа! Чем глубже изучаешь происшествие, тем больше возникает недоуменных вопросов.

Я выхожу из Чека. Выглянуло солнце, стало теплее. Во дворе бойцы седлают лошадей. На санях, у забора, уже никого нет.

Скоро вечер: как стремительно движется земной шар!

Низенький старичок, начальник Надеждинской почты, очень похож на ястреба. Одет он в поношенный чиновничий мундир, только пуговицы с орлами спороты и пришиты оловянные, солдатские. Чиновник медленно достает из кармана пенсне на шнурке, тщательно прилаживает на длинный горбатый нос. Ястреб!

А за стертым дощатым барьером сидит «горлинка» — красивая белокурая девушка с толстой косой через плечо. «Горлинка» — единственный штат в конторе «ястреба». Она поглядывает на меня и грустно улыбается. Трудно бедняжке быть под началом такого бюрократа!

Старый чиновник долго читает мое удостоверение. Руки у него вздрагивают, в горле сипит. Он очень волнуется. Может быть, в первый раз сталкивается с работником советских судебных органов.

Протягивая мне руку, старичок представляется: «Андрей Капитонович...» Фамилию разобрать трудно: голос у начальника почты какой-то хриплый, неровный, да и фамилия состоит как будто из одних согласных.

Я прошу рассказать, как проходят через почту письма в центр от местных жителей. В начале 1922 года были случаи в Ново-Николаевске, когда письма крестьян в Москву задерживались. Андрей Капитонович об этом должен знать, и мой вопрос его не удивляет. Старичок ведет меня за загородку, и я сажусь так, чтобы видеть красивую девушку.

Поправив потрепанный шарф, «ястреб» горделиво вскидывает голову: на вверенной ему почте письма неприкосновенны, да-с! Что содержится в конвертах, узнает только адресат. Пропасть письмо не может, за это он отвечает сорокалетним стажем работы, да-с!

Я задаю несколько вопросов. Андрей Капитонович отвечает охотно. Что-то уж очень быстро он успокоился. Ну что ж, бывает, Человек с минуты на минуту ждет неприятного разговора, а его вдруг спрашивают о пустяках. Поневоле облегченно вздохнешь и улыбнешься.

А «ястреб» тем временем поясняет, что в городе действительно еще не вывешены почтовые ящики, и все письма приносят только сюда, на почту. Из учреждений и воинских частей почту забирает сам старичок — вот и сейчас он собирается в вечерний рейс по городу. Письмо не может задержаться в Надеждинске — поезда, слава богу, ходят ежедневно.

Я рассеянно смотрю по сторонам. Значит, Яковлев не мог сам отправить письмо домой. Нет такого почтового ящика, где бы оно валялось три дня. Кто же сдал письмо Виктора на почту?

Поскрипывая маленькими фасонными сапожками, девушка подошла к нам, отдала пачку обработанных писем старику и вернулась на место. Оправляя черную широкую юбку, «горлинка» уселась на стул, отодвинула в сторону штампы, взяла в руку книгу. Я привстал. Даже издалека я вижу надпись на черной обложке: «Д. Мережковский».

Чтобы успокоиться, считаю про себя до десяти и, не торопясь, подхожу к столу девушки.

— Будем знакомы. Ничего, что я отрываю вас от работы? Вам нужен маленький отдых.

— Зина, — улыбаясь, протягивает пухленькую ручку девушка. — Да, я очень устаю... Хорошо, что начальство перерывы разрешает.

«Начальство» сопит за дальним столом и не сводит с нас глаз. Почему не уходит в свой рейс этот противный старик?

— Вы к нам надолго? — На кругленьких щечках Зины проступает румянец.

— Думал уехать сегодня же — мне надо побывать еще в трех уездных городах. Гоняет нас начальство по земле сибирской! Но, пожалуй, задержусь на пару дней в Надеждинске. Это Мережковский?

Я беру книгу. Похоже, что именно она была в руках Яковлева. Чистые титульные листы — форзацы — вырваны. Может быть, Виктор свое последнее письмо вложил в эту книгу? А затем...

— Боже мой! Мережковский в наши дни! Кто же хозяин такого богатства? Кто вам дал ее?

Медленно исчезает со щек «горлинки» румянец. Проступили складки у рта, обозначились морщинки на лице. Оказывается, она не так уж молода. Да и на аккуратном пальчике поблескивает обручальное кольцо.

— А вам зачем знать? Это секрет! — игриво отвечает Зина, но взгляд у нее острый и испуганный.

— Понимаю, понимаю... В этой секретной книге бывают записочки, а может быть, и письма! Так, Зиночка?

— Оставьте! — Зина отнимает у меня книгу. — Мы ставим в «Красном доме» произведение Мережковского.

— А Зинаида Алексеевна играет главную роль. Рекомендую посмотреть! — неожиданно вставляет старик.

— Не болтайте попусту, Андрей Капитонович! — зло бросает Зина. — Спектакль еще не готов!

Ого, «горлинка» показывает коготки! Смутила она своего начальника, он сразу же стал одеваться. Подвигаюсь поближе к Зине, осторожно касаюсь ее руки.