спугнули бы патруль Темной Лиги, не поднялась бы тревога, и война не началась бы много раньше задуманного.
И тогда «Старина Роджер» не попал бы в плен к сатанистам, перед этим не постреляв торпедами по «Пассату». И космополовцы не выловили бы вполне пригодные к использованию нуль-торпеды. И Милисента не встретила бы потерявший ход после стычки «Пассат», а отправилась бы куда-нибудь в Великую Мордовию, а может даже, одумалась бы, и вернулась домой.
И двигатель со «Старины Роджера» не оказался бы на «Молоте Люцифера», который в данный момент разгоняясь, ложился на боевой курс.
И история пошла бы по иному. Но она пошла именно тем путем, каким пошла.
Императрица отдыхала. Сейчас в битве наступило не то чтобы затишье, но пауза. Воины Сатаны перегруппировываются – готовясь к новому удару, а может – к отступлению. Амазонки тоже не дремлют – подтягивают еще остающиеся резервы, в отчаянной спешке ремонтируются; к обоим флотам спешат отставшие транспорта...
И сейчас у не есть время – короткое, но есть – чтобы побыть просто женщиной. Не императрицей, а женщиной. Матерью, которая ничего не знает о судьбе единственной дочери. Чья дочь сбежала куда глаза глядят по ее вине. По ее и только ее – кто бы не приложил к этому руки.
У нее нет права сейчас раскисать и расслабляться.
Но право побыть просто женщиной у нее есть – пусть недолго.
Тот миг, когда она первый раз взяла на руки крошечную девочку и посмотрела в ее синие глазки, был конечно, самым счастливым в ее жизни.
И теперь она бы отдала все – пусть только Милисента вернется к ней!
Если бы судьба взамен потребовала отречься от трона, то она бы согласилась не раздумывая.
В конце концов у них не Халифат где корону снимают только вместе с головой.
Пускай императрицей станет хотя бы эта треклятая сучка де Орсини – может быть она и в самом деле в чем-то права и лучше справиться с должностью монарха? Пусть исчезнет Антонина ХХХ, и появится герцогиня или графиня (да хоть баронесса!) Антонина Темескирская. Она уедет на какую-нибудь захолустную планету, не станет лезть ни в какую политику, будет выращивать цветы или капусту, встречаться с друзьями, воспитывать детей... И конечно, каждый час, каждый день будет рядом с Милисентой. Она вернет все, что задолжала ей за эти годы.
Может быть даже, познакомит ее с ее настоящим отцом – да, разыщет Антона, и пригласит посмотреть на дочь...
Единственного, как теперь она понимала, кого любила по настоящему из сотен и сотен своих мужчин.
Тогда все произошло так неожиданно – эта встреча на пикнике с компанией из посольства одного из руссийских государств, среди которых был и молоденький (младше ее на год) атташе по культуре. И их обоих как магнитом повлекло друг к другу.
А уже через три дня они уединились в квартире Иры Снежнецкой, и одежда словно сама собой упала с их тел.
А когда через две недели она сказала ему – кто такая, то увидела на лице своего возлюбленного откровенный страх – да такой, что с ним приключился странный для молодого человека конфуз... Одним словом как любовник он стал бесполезен.
Он-то думал, что затащил в постель всего-навсего лейтенанта космического флота!
А потом, когда она почувствовала, что беременна, первой мыслью ее было – жаль, что он не узнает.
Дальше прошло короткое и скомканное сватовство к отпрыску баронов де Бре, недовольные взоры матушки, впрочем кажется обрадованной тем, что дочь хоть как-то остепенилась...
А потом – нежданно-негаданно свалившийся престол, и цепь ошибок, каковой обычно является жизнь правителя.
Может, к ней нужно было добавить еще одну – что она все же не сказала тогда Антону правды и не осталась с ним??
Или она сделала еще о...
Ну не предлагать же ему было становится старшим мужем в гареме?
Только вот – обязательно ли было его заводить, этот гарем?
Что бы случилось, если бы она тогда уступила первому душевному порыву, и взяла бы его в мужья?
Мать, конечно, была бы в ярости, но быстро бы успокоилась, передав титул кронпринцессы Илоне. (Ах, вот кто был бы сейчас особо уместен во главе империи!).
Не говоря уже о том, что ее сестра (да, может быть, и Мариелена) были бы живы.
Великая Мать – как много бы ей хотелось исправить в прошлом, и как еще много надо будет исправлять – если только сможет. Но сначала – она должна победить!
...Флайнт был готов завыть от злости и отчаяния. Здесь вот-вот будут корабли амазонок, а он все никак не покончит с чертовыми идолами! Стоило ему только погрузить очередного золотого или платинового болвана на тележку, как появлялся новый жрец, на которого приходилось тратить время и силы. Словно бы какой-то злой дух заставлял их одного за другим забегать в это треклятое капище, и интересоваться – а что это незнакомец тут делает?
Уже восьмое тело пришлось оттащить в алтарь, и капитан всерьез опасался, что вскоре там не будет хватать места.
Он бы, пожалуй, бросил это дело, и охотно смылся с уже готовой добычей, но, кроме жадности, его удерживал еще и страх, что кто-то обнаружит разграбленный алтарь и тела пребывающих в глубоком забытьи жрецов, и поднимет тревогу раньше времени.
Но вот, наконец последний идол был уложен в штабель.
Все вроде закончилось, и никто больше не пытался как будто помешать ему.
Сорвав чехол со стоявшей в углу большой уборочной машины, Флайнт набросил его на груду статуй, и выжал сцепление.
...У въезда в причальный тоннель стоял, напряженно вытянувшись, парень с погонами старшего действительного рядового. Щеку его украшал свежий шрам, а левый глаз – еще более свежий синяк.
– Разведывательный корабль «Старина Роджер» пришвартован здесь?! – грозно осведомился Флайнт у часового.
– Так точно, господин хауптманн-лейтенант! – пролаял он в ответ.
Флайнт тронул рычаг, и тележка поехала вперед, в тоннель.
– Сэр, позвольте... а пропуск? – прозвучало у него за спиной.
– Какой тебе еще пропуск, тупица! – еле сдерживая радость, бросил, не поворачиваясь Флайнт. – У меня срочное задание субМагистра.
И небрежно махнув рукой, он въехал на шлюзовую палубу.
Он уже готовился свернуть в ворота, ведущие к захваченному кораблю, когда позади раздался мерный перестук.
– Стойте, стойте! – сзади отчаянно топоча башмаками подбегал часовой.
«Господи, опять!» – рука Флайнта совершенно автоматически потянулась к спрятанной за пазухой импровизированной дубинке.
– Ну, чего тебе? – спросил он, придав лицу нарочитое недовольство – дескать, какой-то солдат мешает ему – гауптманн-лейтенанту.
– Скажите, сэр, вы ведь собираетесь бежать из этого вертепа? – простодушно моргая, спросил его вытянувшийся в струнку рядовой, и его простое крестьянское лицо прямо-таки осветилось наивной надеждой.
На секунду Флайнт опешил.
Видя его замешательство, солдат торопливо заговорил.
– Сэр, прошу вас, возьмите меня с собой – я не хочу умирать за этих сволочей! Я ненавижу войну – я потомственный крестьянин, а не убийца, моя семья тайно верит во Христа! Прошу, возьмите меня – я буду верно служить вам!