Зальце заштатной кафешкивозле развилки дорог.Здесь ни погонки, ни спешки —смело ступи на порог.Право, бывает и хуже,кисло вокруг не смотри.Движутся барки снаружи,трубки дымятся внутри.Кофе и булочка с тмином,а за окном — облакавдаль уплывают с недлинным,чисто австрийским «пока».Чужд размышлений тревожныхэтот приветливый кров,правил помимо картежныхи биллиардных шаров.Тянутся дни как недели,длятся минуты как дни.Детка, не думай о деле,дядя, костыль прислони.Здесь, у дорожной излуки,мы коротаем года:сумрак протянет к нам рукии уведет в никуда.
Тост над вином этого года
Орех и персик — дерева;скамей привычный ряд;я чую лишь едва-едва,что мне за пятьдесят.Вот рюмку луч пронзил мою,метнулся и погас, —я пью, хотя, быть может, пьюуже в последний раз.Пушок, летящий вдоль стерни,листок, упавший в пруд,зерно и колос — все онипо-своему поют.Жучок, ползущий по стеблю,полей седой окрас;люблю — и, может быть, люблюуже в последний раз.Свет фонарей и плеск волны,я знаю — ночь пришла,стоит кольцо вокруг луны,и звездам нет числа;но, силу сохранив свою,как прежде, в этот часпою — и, может быть, поюуже в последний раз.
Вечер перед операцией
В больнице тихо, полночь на земле.Да не умру я завтра на столе!Я буйабеса не поел в Марселе,я в роще пальм не погулял доселе…О, пусть я поживу и погрешу!Мария, исцели меня, прошу!Листва сошла, узоры на стекле.Да не умру я завтра на столе!Я — тот сосуд, в который скорбь людскаясбегается, затем легко стекаяпо капле к моему карандашу…Мария, исцели меня, прошу!Часы почти не движутся во мгле.Да не умру я завтра на столе!Еще в миру так широка дорога,и не написано еще так много