Черна зола пожарищ и сыра,однако строить новый дом пора;как ни изрыли землю кабаны —под осень тут созреют кочаны.Гляди-ка, уцелел хозяйский дом!Он строен, чай, не нашим ли трудомтам, на юру, над степью, — посему,пожалуй, будет школа в том дому.Пора заняться саженцами слив.Да будет мир неслыханно счастлив,таков, каким вовек не видан встарь:никто не раб, и каждый господарь.12.5.1945
Погибший в Зеландии
В бескормицу, в самое злое бесхлебье,не вовремя гибнуть надумал, отец.Разграбило ферму чужое отребье,зарезали немцы последних овец.Плотину взорвали они торопливо,когда отступали. И невдалеке,где польдер открылся на время отлива,твой труп отыскался в соленом песке.Отец, мы тебя между илистых склоновтихонько зарыли в предутренний час,но стопка твоих продуктовых талоновв наследство еще оставалась у нас:и чашечку риса, и сыр, и горбушкуделили мы поровну, на три куска, —мы на ночь стелили тебе раскладушку,мы дверь запирали на оба замка.Отец, под кустом бузины у плотиныты горькую трапезу благослови:ты жизнь даровал нам в былые годиныи, мертвый, даруешь нам крохи любви.Три вечных свечи мы поставим в соборе,чтоб люди забыть никогда не моглио том, как враждебное хлынуло морев родные пределы зеландской земли.2.6.1945
Старая пара в венском лесу
С тех пор, как бомбы градом с неба валят,мы приучились вверх смотреть, — и вотмы вдруг поймем, что синевою залитбезоблачный осенний небосвод.Мы рухлядь «зимней помощи» наденем —подачки с оккупантского плеча —и побродить часок в лесу осеннемпойдем тихонько, ноги волоча.Нам сыновья, что под Москвою пали,писали, что костерик до порыим разрешалось ночью, на привале,поддерживать кусочками коры;но вздумалось начальственным придирам,что для солдат уместней темнота, —лишь тонкий ломтик хлеба с комбижиромда чай из земляничного листа.А двое стариков в далекой Вененичком ложатся в палую листву,когда над ними пробегают тенимашин, перечеркнувших синеву;и, встать не смея с прелого покрова,мы ждем, когда же кончится налет,как все, над кем трава взойти готова,о ком никто не вспомнит через год.14.10.1943