Унтер из беседки — ни ногой(ах ты, рюмка белого винца!);над простором выжженной землигород поднимается в пыли,вылитый из глины и свинца.Радуют в витринах леденцы(ах ты, роз бумажных щегольство!);все закрыто, к дому липнет дом,это — город; думаю с трудом:я пришел сюда, а для чего?На углу меж тем трактир открыт(ах ты, славный братик Сливнячок!),так что стопку выпить невтерпеж,а Маричкин поцелуй хорош,и она остра на язычок.За окном становится темно(ах ты, грусть, печальная мечта!);и стоит средь улицы батрак,и одна лишь песня в пыль, во мракчерной кровью хлещет изо рта.
Столовка
Где машинною гарью воняет в трактирном чаду,где прокатные станы шипят, где ссыпают руду,где в рабочих кварталах дерьмом зарастают дворы —между елей столовка стоит с неизвестной поры.Теснота между скамьями, шум и дешевый уют,и поленту, и пиво согретое здесь подают,развалясь у огня, холостые сидят на скамье,отдыхают женатые перед скандалом в семье.По столовке плывет кисеей остывающий чад,по столам деревянным картежники глухо стучат.Мрак ложится на ветви еловые, словно плита,дым от фабрик ползет, и глотает его темнота.Ливень в кровлю столовки сочится над пыльной страной,наклоняются низко мужчины над пеной пивной,словно нет потолка, словно здесь, заблудившись в пути,может кран заводской по столам и скамейкам пройти.
Девушка с виноградника
Как-то в ночь осеннюю, когдатяжко пахла свежая бардаи собаки выли беспричинно,мне в окошко постучал мужчина,и ему, решившись в тишине,я войти позволила ко мне.Не знакомый мне до той поры,источал он винные пары,был пропитан духом винограда,не ответил мне — чего, мол, надо:сразу же и молча, не темня,он вспахал, как заступом, меня.Распахал и канул в темноту —лишь остались простыни в поту.Скоро стала я худа, как спица,кожа тоже начала лупиться,стало и слепому в февралеясно, что хожу натяжеле.Снова зеленеет виноград,иволги на персиках свистят.Уж какая, да найдется хатачтоб родить, — а так хожу, брюхата,гордая, как будто предо мнойпоклонились люди всей страной.
