Капитан фон Камен повернулся и, опершись на штурвал, слабым голосом проговорил:

– Майер, вы можете принять вахту. Дэн с протянутой рукой бросился к нему.

– Капитан, вы были великолепны. Ваше мужество и ваш опыт спасли жизнь нам всем.

– Это моя работа, мистер Бойл, – лаконично ответил тот. – Ваши жизни, корабль – за все это я отвечаю.

– Достойная похвалы немецкая философия! – Сейчас Дэну неудержимо хотелось смеяться. То же самое испытывали и все остальные. Дэн знал, что такова обычная реакция людей, которым посчастливилось выбраться из когтей смерти.

В этот момент цунами обрушилась на городок Телукбетунг.

– Gott im Himmel! Вы только посмотрите на этого монстра!

– Маяк! Вы видели?

Башня маяка рухнула в одно мгновение, словно кегля. В полевой бинокль Дэн беспомощно наблюдал за последними секундами существования городка. Только что он видел, как люди прижимали к себе детей, куда-то брели, согнувшись под тяжестью домашней утвари. А через считанные мгновения городок накрыла стена воды, и на том месте, где только что стояли дома, теперь бушевал и пенился океан.

В надежде спасти хоть кого-нибудь капитан фон Камен приказал начать патрулирование побережья Явы. Перед глазами членов экипажа предстало новое, не менее фантастическое зрелище.

На пространстве от Сент-Николас-Пойнта на Яве до Хога-Пойнта на Суматре в море образовалась целая цепь новых островов с действующими вулканами, огнедышащие вершины которых поднимались над поверхностью воды, словно головы доисторических драконов. На бледном небе виднелся тусклый солнечный диск, периодически менявший цвет от ярко-красного до пурпурного, зеленого и даже голубого.

Глядя на безмятежный и коварный океан, Дэн думал об Адди, приплывшей сюда на легкой яхте Таппендена, и сердце его сжималось от боли. На этот раз надежды на ее спасение не было никакой.

Вечером 25 августа 1883 года яхта «Виктория» встала на якорь в гавани Батавии, колониальной столицы Голландской Вест-Индии.

Джонатан Таппенден, Мэй Соррелл и Аделаида Трент были приглашены генерал-губернатором и его женой на грандиозный бал, устроенный по случаю дня рождения их дочери. Для местного светского общества это было главным событием года, и дамы, которые удостоились чести получить приглашения, последние полтора месяца только тем и занимались, что готовили наряды.

Как без всякого снобизма мысленно отметила Адди, в голландских колониях и бальные платья, и повседневная одежда отстали от моды лет на пять – десять. Многие женщины постарше все еще носили допотопные кринолины. Леди помоложе отдавали предпочтение турнюрам. И буквально все злоупотребляли бахромой.

На балу Адди и Мэй, к своему немалому смущению, оказались в центре внимания.

На Мэй было цветастое шелковое платье из креп-жоржета с оборками по подолу. Адди блистала в расшитом мелким жемчугом алом бальном платье из гипюра, рукава которого были отделаны валансьенским кружевом.

Танцевальный репертуар составляли в основном вальсы Иоганна Штрауса. Оркестр исполнял их неплохо, но как-то механически, чересчур тяжеловесно. Танцевальная карточка Адди была заполнена уже через пять минут после ее появления в зале, и к десяти часам вечера у девушки кружилась голова от бесконечного скольжения по просторному залу с таким количеством кавалеров, что она никак не могла запомнить их имена.

Весь вечер ее преследовал один молодой голландский офицер – высокий, темноволосый, с коротко подстриженными усами. Его здоровый загар приятно контрастировал с белоснежной формой.

Под звуки вальса из «Веселой вдовы» офицер увлек Адди на веранду, а затем, кружа все быстрее, – в темноту сада.

– Что все это значит, Петер? – спросила Адди, хватаясь за него, чтобы удержаться на ногах.

– Ха! Я Ханс, а не Петер! – с наигранным возмущением поправил тот. – Я уже сказал вам, что вы поразительно красивы, мисс Трент?

– Вот как, сэр? Странно. По-моему, я слышала, как вы говорили то же самое Мэй Соррелл.

На лице офицера появилось обиженное выражение – как у ребенка, у которого отняли конфетку.

– Ооо… моя дорогая, чудесная, обожаемая Адди, тем не менее это правда. В вас, австралийских женщинах, чувствуется порода. В вас есть что-то неземное…

– Что за чушь, Ханс! Кстати, Мэй – англичанка.

– Ах да! Ну конечно, и в англичанках тоже. У них такой восхитительный цвет лица. – Прежде чем Адди успела опомниться, голландец заключил ее в объятия и страстно поцеловал. Нельзя сказать, чтобы это было неприятно, и Адди сопротивлялась чисто символически. Рука офицера скользнула вниз и крепко обхватила ее ягодицы. Ханс не скрывал пылкого желания, да его и трудно было скрыть – тонкая ткань мундира этому никак не способствовала.

– Думаю, этого достаточно, сэр, – отстранившись от него, с усмешкой сказала Адди.

– Достаточно? – простонал голландец. – Милая, мы же только начали. Неужели вы отвернетесь от меня?

– Никогда! – рассмеялась Адди. – Если я увижу, что вы что-то замышляете, то встречу вас лицом к лицу!

Воодушевленный, он снова схватил ее в охапку и потащил еще дальше в глубь сада. Осыпая Адди страстными поцелуями, голландец все время пытался просунуть свой язык ей в рот. Крепко стиснув зубы, она сопротивлялась, однако решимость ее быстро слабела. Ее связь с Джимом Боулзом продолжалась, однако ограниченное пространство яхты предоставляло не так уж много возможностей для уединения. А когда они все же встречались, всё приходилось делать чересчур быстро, так что Адди не успевала удовлетворить свои чувственные аппетиты.

Голландец был довольно хорош собой и знал, как распалить женщину, но увы – время, время! Завтра они отплывают на Кракатау. Собрав всю силу воли, Адди снова оттолкнула его.

– Ханс, вы очень привлекательный мужчина, и при других обстоятельствах я была бы не против узнать вас получше. Но, дорогой мой, «Виктория» завтра отплывает, – твердо заявила она.

– На Кракатау? – с ужасом спросил голландец. – Да этот ваш мистер Таппенден просто сумасшедший. Почему он не обратил внимания на то, что ему сегодня говорил капитан Ферзенаар? Вокруг главного кратера появилась еще дюжина новых конусов! Плыть туда сейчас – все равно что совершить самоубийство.

– Я уверена, что перед высадкой Джон обязательно как следует изучит местность.

Словно по сигналу, в этот момент прозвучал отдаленный грохот, земля под ногами задрожала. Весь день вулкан периодически давал о себе знать, и его ворчанье уже стало таким же привычным для обитателей Явы, как щебет птиц в лесу. Последний толчок, однако, превосходил по силе все предыдущие.