на улицах были на туркменском и русском языках, на этих же языках выходили газеты. Учу арабский и персидский.

В Ашхабаде я купил учебник туркменского языка и посещал уроки этого языка в пединституте.

Более серьезно я занялся в Ашхабаде арабским и персидским языками. В числе преподавателей Московского университета в Ашхабаде оказался арабист Юлий Александрович Анцисс, который объявил курс арабского языка. Записался на этот курс я один, и мы регулярно занимались до конца учебного года. Я освоил арабский алфавит, в котором каждая буква имеет несколько вариантов. Арабский язык отличается от европейских языков тем, что: 1) слова имеют 'трехбуквенные корни', состоящие из трех согласных звуков, 2) основным в языке является не существительное или прилагательное, а глагол, 3) глаголы имеют 10 'пород' аналогичных нашим залогам.

По своей регулярности этот язык напоминал мне эсперанто. Этими же свойствами обладает и родственный арабскому иврит. Мы с Анциссом читали арабские мудрые изречения - 'хикмы ', которые я называл 'хохмами'. Эти занятия заложили хорошую основу для более углубленного изучения арабского языка в будущем. Горячо одобрял мои занятия арабским языком Я.С.Дубнов, говоря, что имеются важные арабские математические рукописи, которые следует прочитать.

В это же время профессор Ашхабадского пединститута Александр Петрович Поцелуевский, замечательный иранист и тюрколог, организовал для преподавателей МГУ кружок персидского языка (фарси). В кружке занимались профессор Истфака Игорь Михайлович Рейснер, индолог Осипов, один биолог и я - математик.

И.М.Рейснер, младший брат Ларисы Рейснер, уже встречался с фарси, когда вместе с ней и ее мужем Ф.Раскольниковым он участвовал в знаменитой мисси в Кабул. Игорь Михайлович рассказывал, что писатель Лев Никулин, также ездивший в Кабул с ними, писал о Раскольникове : Он был изрядным дипломатом, Каких немало на Руси, И заменял протяжным матом Основы языка фарси.

Поцелуевский научил нас читать, писать и разговаривать по-персидски. Персидский язык - индоевропейский, в нем встречаются слова похожие на русские, немецкие и английские. В Ашхабаде было много персов - потомков сектантов, эмигрировавших из Ирана в XIX веке. Я часто упражнялся в персидском языке, беседуя с ними. Я перевел понравившееся мне стихотворение Хафиза, которое мы читали на кружке: Ты душе наносишь раны, Ты ж их лечишь, мой палач. До чего ж ты, друг мой, странный, Ты - мой враг, и ты - мой врач Если ты прильнешь любовно, Пьешь ты душу, как вампир. Если ты уйдешь безмолвно, От тоски весь меркнет мир. Я бессилен и безволен, Ты - все мысли и мечты. Я тобой смертельно болен, Жизнь мне - ты, и смерть мне - ты. Нас любовь связала страстью, Чтоб нестись по жизни вскачь. Ты - любовь, и ты - несчастье, Ты - мой враг, и ты - мой врач.

Уроки персидского языка также очень пригодились мне впоследствии.

Кандидатская диссертация

В основном в первой половине 1942 года я работал над своей кандидатской диссертацией. Из Москвы прибыли книги Кабинета математики и механики МГУ и были созданы все условия для успешных занятий. Я получил много интересных результатов, некоторые из которых оказалась известными. К таким 'открытиям' относились многомерные обобщения кватернионов, которые я назвал альтернионами и которые оказались 'числами Клиффорда'; впрочем термин 'альтернионы' я предпочитаю и сейчас.

Диссертация представляла собой обобщение моих 2 геометрических работ 1939 года и состояла из двух частей - большей, о многообразиях m- мерных плоскостей n-мерных пространств, и меньшей - о многообразиях сфер. Весной 1942 года я принял решение защищать в качестве кандидатской диссертации только вторую, меньшую ее часть, а первую, большую - приберечь для докторской диссертации. Кандидатскую диссертацию мне перепечатали на страницах из тетрадей.

В.Ф.Каган, который в молодости защитил в качестве магистерской диссертации огромный труд, вполне заслуживавший докторской степени, согласился со мной.

Защита была назначена на 23 июля 1942 года. В газете 'Туркменская искра' было помещено объявление: 'Государственный университет объявляет о защите Б.А.Розенфельдом диссертации на соискание ученой степени кандидата физико-математических наук на тему 'Геометрия многообразия шаров' с такими-то оппонентами, в таком-то помещении, в такое-то время'. Название университета, по- видимому, являлось военной тайной. Аналогичное объявление было помещено на туркментском языке в газете 'Совет Туркменистаны', но в нем название диссертации было передано туркменскими словами означающими 'Геометрия разнообразных шаров'

Защита прошла успешно. Оппонентами были В.Ф.Каган, одновременно формально считавшийся моим руководителем, и Я.С.Дубнов. В городе была ужасная жара. Праздновали мы эту защиту в небольшой компании аспирантов в нашем общежитии. Из-за жары мы были в одних трусах.

На следующий день университет уехал на новое, не столь жаркое место - в Свердловск (Екатеринбург).

Меня оставили в Ашхабаде и дали направление в Ашхабадский пединститут.

Харьковский Гидрометинститут

Работать в Ашхабадском пединституте я не хотел, так как боялся, что оттуда не смогу вернуться в Москву. Когда в пединституте поняли, что я не собираюсь там работать долго, они отказались от моей кандидатуры. Я хотел устроиться в институт, который вернется в Европейскую часть страны. Таким институтом я посчитал Харьковский Гидрометеорологический институт. Я поговорил с директором института Давидом Исааковичем Гринвальдом и заведующим кафедрой математики Сергеем Сергеевичем Моденовым, ранее работавшим в МГУ, и в августе 1942 г. я был принят в Гидрометинститут, исполняющим обязанности доцента.

Я вел упражнения по общему курсу высшей математики на первых двух курсах и читал курс теории вероятностей на 3-м курсе. Это была моя первая преподавательская работа.

Институт был подчинен Главному управлению Гидрометслужбы Красной Армии, выпускники института работали военными метеорологами и гидрологами. Студентов не брали в армию, преподаватели и студенты получали по карточкам 800 грамм хлеба в день, значительно больше чем в других институтах. На 3-м и 4-м курсах было несколько студентов, перешедших из МГУ, откуда студентов в армию брали. Среди них был третьекурсник Лева Гутман, выпускник 25-й школы, впоследствии ставший доктором наук.

После отъезда МГУ в Свердловск, мне дали отдельную комнатку с земляным полом. Сюда мне прислали из дома несколь важных математических книг и словарей, и я начал работать над докторской диссертацией.

Сандыкачи

В октябре 1942 г. студентов и преподавателей института отправили на дровозаготовки в совхоз Сандыкачи на берегу реки Мургаб недалеко от города Иолотань. В Средней Азии леса - большая редкость, деревья растут только по берегам рек. Река Мургаб, название которой связано с древней Маргианой, берет начало в отрогах Памира и, постепенно, разбирается на арыки и теряется в песках. В районе Иолотани это - широкая река с быстрым течением и очень холодной водой. Купаясь в Мургабе, я застудил уши и всю дальнейшую жизнь помню об этом.

Студенты валили вековые деревья, а туркмены нагружали их на верблюдов и везли к станции железной дороги, чтобы отправить в Ашхабад.

На дровозаготовках в свободное время студентки - украинки пели украинские песни, которые мне очень нравились.

Одной из этих девушек Лиде Кравченко я посвятил стихотворение:

Вы скажите, делать что мне, Не любим когда я ей. Говорит, что есть достойней, Выше ростом и умней. В детстве как-то я навздорил, И сказала мама мне: Подрастешь, и станешь, Боря, Выше ростом и умней. Небольшого нужно чуда, Чтоб понравился я ей: Подрасти б только, и буду Выше ростом и умней. Одного лишь я не знаю: Буду ль думать я о ней, Если стану, как желаю, Выше ростом и умней.

На дровозаготовках я отрастил себе бороду, которую сбрил после возвращения в Ашхабад.

Литературный кружок ХГМИ

Алик Вольпин уехал в Свердловск, но его мама Надежда Давыдовна, приехавшая к нему, осталась в Ашхабаде. Она просила меня организовать в Гидрометинституте литературный кружок, и стала его руководителем. Я многому научился на занятиях этого кружка.

В частности она разъяснила мне, что в русском языке гласные звуки перед мягкими согласными