то особо.
Февраль воспет ею многократно.
В феврале родился Валерий.
Валерий кормит пшеном и хлебом птиц во дворе и ласково приговаривает:
Чьи это стихи? Её или его? (Он ведь тоже сочинял иногда смешные стишки). Или он мурлычет что-то запомнившееся с детства?… Так и не знаю. Или забыла?…
У человеческого бытия две чаши. На одной чаше – печали и утраты, на другой – радости и обретения. То одна чаша перевешивает, то другая…
И когда на чашу с печалями легла страшная утрата – уход Моего Клоуна, – на другую чашу Кто-то позаботился положить великую радость и обретение – дружбу с Каптеревыми. Свет и силу согревающего очага… Это было так много, что даже все последующие печали, а их было немало, не смогли её перевесить. Не будет в моей жизни дружбы глубже и горячее, чем эта. Просто
Когда я думаю о Каптеревых, я думаю о том, что в нашей стране всегда была, есть и, наверное, всегда будет
Глава четвёртая
В КРУГЕ СВЕТА – КАПТЕРЕВСКИЙ КРУГ
Иногда я слышала, от неё или от него, интригующую меня фразу:
– Ты непременно должна познакомиться с этим человеком!
Так я познакомилась с Зайцевым, с Залетаевым, с Пресманом, с Кнорре, с Юрой Комаровым. С Немировичами-Данченко. Знакомство перерастало в дружбу, с некоторыми – на всю жизнь.
Они ни разу не ошиблись. Мне действительно это было необходимо.
А бывало, что жизнь сводила меня с человеком «каптеревского круга» через десятилетия… И, обнаружив точку пересечения в прошлом, мы ощущали тепло каптеревского дома в настоящем.
Очаг продолжает греть и светить. Огонь в этом очаге – неугасимый…
Была у Каптеревых.
Валерий Всеволодович показывал новую картину – «Портрет Солженицына» – трагический образ пророка, который не знает, куда ему идти со своими пророчествами…
Потом Каптерев попросил меня почитать стихи.
В этот день познакомилась с Пресманами. Они вошли, когда я читала стихи, посвящённые Ядвиге.
