«Кухонные кучи» представляют большой интерес не только в качестве археологического, но и этнографического источника – по ним, в частности, можно определить оптимальную численность кочевавших групп (примерно 30 человек).
Андаманцы жили в районах их современного (т. е. к моменту знакомства с ними первых исследователей) обитания еще в ту пору, когда острова были непосредственно связаны с Азиатским материком. Об этом свидетельствуют не только данные раскопок кухонных куч; о великой давности обитания аборигенов на островах (исчисляемой тысячелетиями) говорит и такой небезынтересный факт: при отсутствии на Андаманах крупных хищников, их жители (при полной оторванности от внешнего мира) знали названия ряда крупных животных и даже могли их описать, и делали они это, по их утверждению, со слов предков, рассказы которых передавались от поколения к поколению.
Итак, известно, что андаманцы в результате геологической катастрофы оказались отторгнутыми от могучего в то время единого ствола негритосских народов и благодаря полной изоляции сумели сохранить в наиболее чистом виде черты древней культуры.
По-видимому, оба основных острова архипелага – Большой и Малый Андаманы – были заселены достаточно давно. Большинство ученых, занимавшихся изучением прошлого архипелага, пришли к выводу, что две группы андаманцев представляют два разных слоя примитивной негритосской расы. Так, В. Эйкштедт придерживается мнения, что предки андаманцев вступили на Большой Андаман двумя группами, при этом более ранняя включала онге, джаравов и сентинельцев, т. е. те племена, которые входят в группу Малого Андамана.
Предки же «больших андаманцев» составляли более позднюю по времени переселения волну негрито. Приход более могучей по численности группы (известной нам как группа Большого Андамана) привел к оттеснению ранее появившихся племен, которые первоначально расселились в наиболее удобных местах самого крупного острова архипелага. Новые переселенцы оттеснили их в южном направлении.
Такое давление носило длительный характер и постепенно привело к переселению первых насельников на более южные острова, т. е. на Малый Андаман, Рутланд, а также на южную оконечность Большого Андамана. Этим и объясняется враждебная позиция джаравов, которые уцелели на южной окраине Большого Андамана и сохранили ненависть к племенам, некогда оттеснившим их предков с исконных территорий.
Сторонники данной точки зрения обычно считают, что онге и джаравы одного происхождения. Джаравы и онге, полагает М.Портмэн, некогда составляли единый народ, в состав которого входили и прибрежные, и лесные группы. Они были первыми, с кем столкнулся еще отряд Блэра в 1789–1796 гг. В результате этой встречи их численность сократилась, они оказались не в состоянии противостоять другим племенам, с которыми у них были стычки, и вынуждены были расселиться, став, таким образом, отдельными племенами.
Но тот же автор выражает сомнение, что разделение на онге и джаравов могло произойти так поздно – в конце XVIII в., ведь каждое из племен обладает своей достаточно ярко выраженной культурной спецификой, которая никак не могла сложиться за столь короткий срок.
Иначе видит соотношение двух андаманских групп А. Браун. Его привлекает вопрос, почему джаравы, обитатели Южного Андамана, составляющего часть Большого, относятся к группе Малого Андамана. Он считает джаравов потомками эмигрантов, которые в далеком прошлом переселились на Большой Андаман с Малого, оттеснив аборигенов Южного Андамана на о-в Рутланд и силой утвердившись на их территории, – картина, обратная описанной выше. Браун полагает, что эти передвижения имели место много позднее разделения андаманцев на две группы, т. е. уже после того, как сложились особенности их языка и культуры. Отсюда языковой и культурный барьер между жителями Южного Андамана – исконным населением этого района – и пришельцами с Малого Андамана, оттеснившими последних.
Данный барьер сохраняется и поныне, как и вражда, которая, по мнению Брауна, извечно существует между коренным населением Большого Андамана и переселенцами-джаравами. Браун считает, что только эта гипотеза может объяснить, откуда взялся на Южном Андамане народ, по языку и культуре полностью подобный жителям Малого Андамана, но отличный от его южноандаманских соседей.
Итак, к началу колонизации андаманцы существовали в виде примерно дюжины племен, которые находились на одном уровне общественного развития, имели общее происхождение, говорили на языках одной (не имеющей в мире аналогов) языковой семьи и в целом демонстрировали общность (при неизбежных племенных вариациях) культурных традиций. Из этого следует, что, используя материал по одному из племен, можно получить представление об особенностях организации андаманцев в целом. А значит, не будет нарушением историчности, если материал по онге станет рядом с данными по исчезнувшим «большим андаманцам».
Так как на протяжении тысячелетий уклад андаманских племен почти не менялся, онге продолжают ту же линию и позволяют тем самым вести наблюдение за андаманским обществом – как бы оно ни было трансформировано – и в наши дни.
Последние из ченчу
На территории Андхры, в округах Махбубнагар, Курнул и Гунтур, на Амрабадском плато, живет народ ченчу (менее 500 человек), который считают последним из местных древних племен, еще не ассимилированных полностью народом телугу.
По антропологическому типу ченчу заметно отличаются от телугу. У них темная кожа, волнистые или курчавые волосы и широкие носы. Они невысоки ростом. Главным занятием ченчу было собирательство и охота. В настоящее время они отчасти занимаются земледелием и скотоводством. Из ремесел у них развито главным образом плетение.
Деревни ченчу называются пента и состоят из беспорядочно сгруппированных круглых в плане хижин, вблизи которых обычно растут тыквы – единственная огородная культура племени. Стены хижин плетут из бамбука и обмазывают глиной, а конические по форме крыши кроют листьями или травой. В деревнях ченчу нет домов холостяков, но есть отдельные хижины для гостей. Для девушек, достигших зрелости, воздвигаются на время их «нечистоты» специальные маленькие хижины, где они пребывают три-четыре дня под наблюдением старухи (которая тоже считается это время «нечистой»). После очищения купанием девушка возвращается в свою семью.
Одежда мужчин ченчу состоит из набедренной повязки и кожаного пояса, за которым они обычно носят нож. Женщины тоже носят короткие повязки на бедрах и род маленьких лифов. Их украшения просты и состоят из нескольких нитей бус и из латунных браслетов. Вдовы по обычаю украшений носить не должны. И мужчины и женщины волос не стригут, а собирают их в пучок вверху головы.
Все племя ченчу распадается на экзогамные группы с тотемными названиями. У них имеется и несколько профессиональных групп типа каст. Родо-племенные отношения претерпели у ченчу уже сильнейшие изменения. В деревнях живут представители разных родов. Семьи, как правило, моногамны, но полигамия не возбраняется. Для юноши обязателен брак с дочерью брата матери или сестры отца. Разводы у ченчу осуществляются только по воле мужа. В случае смерти мужа вдова может выйти замуж за его младшего (иногда и старшего) брата. Браки заключаются после наступления зрелости девушки, и свадебные обряды очень просты – обед для гостей, вручение подарков невесте и переход ее в дом родителей мужа, где она живет до окончания постройки нового дома для новобрачных. Наследование у ченчу патрилинейное.
Ченчу поклоняются богиням неба, земли, а также солнцу. У них развит фаллический культ.
В Гунтуре и Курнуле лет 50–60 назад леса были объявлены собственностью государства и департамент лесов стал теснить и ограничивать ченчу, а на их территории стали селиться земледельцы телугу. Тогда для ченчу были созданы своего рода резервации – специальные поселки, и были выделены определенные участки леса для собирательства. Но эти участки быстро опустошались, и ченчу были вынуждены уходить на разные заработки. Поселяясь вблизи деревень телугу, они занимают положение «низких» каст в их среде.
