руки были прочно примотаны скотчем к каждой из ножек.
Блеснул армейский нож, и куртка Лизы разошлась в месте разреза. Боль легко полоснула по спине.
Сотрудник висел на вытянутых руках, связанных за спиной, поднятый лебедкой ровно на столько, чтобы его вес не сразу смог выломать предплечья.
Перед ним был расположен импровизированный стол из доски и двух табуреток, на котором, вряд лежали два набора, один из которых был его собственный.
Мешок с его головы был уже снят. Представление он должен был видеть. Однако его палач был в маске.
«Бладхаунд» сплюнул с пересохшего рта и ехидно произнес:
- Гюльчатай, открой личико!
Она нажала на кнопку, тело Сотрудника поднялось над полом чуть выше, и кости захрустели.
Так же - не произнося ни слова, Лиза взяла со стола набор блёсен перевязанных одним толстым капроновым шнуром и зашла за спину жертвы.
Послышался щелчок, и пространство заполнила, современная, электронная музыка.
С первым низкочастотным импульсом, на «бладхаунда» обрушился удар импровизированной плети, вырывающий куски мяса под техногенный ритм.
Он узнал эту музыку. Это была известная композиция «The Undertaker (Renholder Mix)» из саундтрека недавно вышедшего на экраны фильма.
Глава 17
Когда художник заканчивает свое полотно, он только надеется, что его оценят по достоинству.
Даже, будучи уверенным - в гениальности готовой работы, он сомневается в том, правильно ли донесена главная идея.
И вот – момент триумфа: множество людей подходят к картине на вернисаже, обсуждают и выдвигают свой вердикт.
Признание мастерства – открывает широкую дорогу. И дело не только в деньгах и славе. Многие Творцы были бедны и не приняты обществом, как его составляющие единицы.
Мастер имеет возможность менять окружающее мировоззрение! Потому-то так важно, для него - донести именно тот посыл, который заложен в работе.
Жена «Сотрудника» любила искусство, и не любила очереди за морской капустой. По этому, в конце девяносто первого, не дожидаясь похоронки от офицера умирающей империи, неизвестно где находившегося, когда не на что было купить сандалии его сыну, она собрала вещи и вместе ребенком выехала за рубеж.
Свекрови Мария ничего не стала объяснять. Да и как объяснишь, матери солдата, что больше не намереваешься его ждать.
Сотрудник стоял посередине третьего этажа музея Гуггенхайма.
Маша согласилась на встречу отца с сыном, только с условием, что ребенок увидит современную живопись.
- Знаешь пап… - заговорил двенадцатилетний подросток, склоняя голову, то на один – то на другой бок, рассматривая «синие треугольники».
- Мне больше Куинджи нравится… - Отец одобряюще хмыкнул, на такое проявление сознательности сыном.
- Пойдем отсюда! Что мы в этих «треугольниках» не видели. Сходим, посидим где-нибудь?
- А как же мама? Она сказала – что только тут?.. – Поднял бровь Сотрудник.
- А мы ей не скажем! Она-то нас ни когда не спрашивала, чего мы хотим… - Опустил глаза в пол сын.
Отец заметно оживился. И задумавшись, спросил:
- А куда пойдем-то? Я город не знаю…
- За - то я знаю! – обрадовался ребенок. – Пойдем в «Friday’s»!
- Это что ещё за выходные? – Недоверчиво уточнил отец.
Сын заулыбался и ответил:
- Это не выходные! Это такой, «Макдональдс» - только лучше, и ты там себе пиво сможешь взять!
Они первый раз выбрались в ресторан.
По такому случаю, Лиза надела вечернее, длинное, красное платье с вырезом, которое берегла.
Прошло полгода, как любимый основал фирму, по торговле антиквариатом.
Дела шли неплохо, но с работы он её уже не встречал.
Хотя и Лиза перестала рубить мясо на «Губернском». Восстановилась и защитила диплом.
Не смотря на некоторую отдаленность и раздражительность любимого, он продолжал ей говорить «заветные слова». А настроение она приписывала его работе.
Он много работал, приходил поздно. Но Лиза знала, что это из-за того, что любимый не мог себе простить прошлое, где он встречал ее – измотанную, после двенадцати часов разделки коров и свиней.
И вот этот день наконец-то настал. Он хотел объявить Лизе нечто очень важное. Как она волновалась.
Как в день переезда к нему.
Ресторан был выбран один из самых лучших, на Лубянке.
Роскошь и обслуживание завораживали, казалось, что такое себе могут позволить только крупные бизнесмены, и члены правительства.
Лиза заворожено смотрела, как он делает заказ.
И откуда только он всё это знал.
- Я слышала, что в таких местах принято заказывать аперитив. – Заговорщицки зашептала восторженная Лиза.
- Давай попробуем разок настоящий солодовый виски? Как в американских фильмах? Только безо льда – зачем продукт разводить! – Заиграли шальные зеленые огоньки в её глазах.
Он внезапно скривил губы, и сухо ответил:
- Ни когда не заказывай виски и коньяк в начале трапезы. Это моветон. – Подозвав официанта, под восторженные взгляды Лизы, он заказал розовый джин.
- Пап, а почему ты так долго не мог вернуться, что мама решила уехать? – Задал вопрос мальчик, от смущения, усиленно ковыряя картошкой в соусе.
Сотрудник часто засопел, и тоже принялся ковырять в своём «маринара»[35]
- Понимаешь, сын… я тогда очень хотел вернуться… но меня ранили, и взяли в плен. И только благодаря тому, что я знал о том, что у меня есть вы с мамой, мне удалось выжить.
Мальчик ещё больше потупился и отвернулся к окну.
Этот странный, большой город не принимал его. В школе за спиной все тыкали пальцем, и говорили «русский». Мама убеждала, что современное искусство – единственная вещь – которая не придаст
