Яркий огонек разгорелся в глазах «бладхаунда», он поднес руку к переключателю и произнес:

 - Hey, I'll tell you only one word, and this word is cocaine! Did you know that?[39]

 - Да, детка. Мы знаем  слово, которое ты нам сказал!

   Дрожащая от озноба, Лиза сидела на подоконнике в кухне Сергея.

 Он уже, как мог, обработал её раны, но болевой шок не проходил.

 Толком она ничего не могла рассказать. Её всю трясло как осиновый лист.

 Единственным, что она смогла объяснить, было то:  где спрятана бутылка виски, предназначенная для празднования дня её выхода из больницы.

    Глотая двенадцати летний скотч из горла, она то и дело обжигала им гортань, и, продолжала дрожать.

 - Well if you’ve had bad news

   You want to kick your blues, cocaine.

    Струны текли слезами соло, а Лиза пьяно вторила вслед:

 - И будь у вас плохой 'ньюз',  тогда ударьте свой блюз – cocaine!

   Она повернулась к Сергею так, чтобы он не видел изуродованной части её лица,  в который раз поперхнулась виски, и с горькой усмешкой произнесла:

 - Эй, Сергей! А ведь у меня новости именно «bad».

    Он давно уже разучился решать - какие бы то ни было проблемы, но осознавая неизбежность, выказал полную готовность,предельно сосредоточив свое внимание.

 Эта девочка, единственное – что связывало его с миром. И сейчас он видел, что она в большой беде.  

    Она вернулась за полночь. Почти такая же как тогда.

 Только на этот раз её никто не привез на 'дежурной'; и в больницу ей было нельзя, это Сергей сразу понял.

 А теперь она сидела на подоконнике, как побитая кошка, и бесконечно переставляла иглу в начало любимой композиции,на пластинке которую он ей подарил.

 - Девочка… - ласково заговорил он, грустно окинув силуэт Лизы.

 Он не знал с чего начать.

 Он разучился говорить.

 По привычке, Сергей подошел к окну и попытался отвести тонарм [40].

    Лиза удержала руку, и зло взглянула ему в глаза.

 - Что? Скажешь - запись испорчу?

   Теперь она хотела выговорится.

 Сделав ещё глоток, Лиза жестко оттолкнула Сергея.

 - Это моя пластинка! Сколько хочу – столько и буду слушать!

  Глаза её вспыхнули темным огнем. Теперь она нарочно повернулась всем лицом, чтобы он видел швы, наложенные собственноручно .

 - Может я вообще хочу, чтоб она испортилась – пластинка твоя!

 Я говорила тебе тогда: «кончи меня»? Говорила?

 Черта лысого ты меня заставил этот крестик поставить: на согласие к операции!

 Чтобы я в монстра превратилась?

    Не давая ничего сказать Сергею, она  пыталась глушить боль, дрожь и вырывающуюся правду скотчем.

 - Ты! Научил меня не чувствовать боль!

 Да меня жалеть надо было! Жалеть, а не новые горизонты открывать! Человека делает великим – не сила, а продолжительность высших ощущений![41]

 Моя сила сыграла со мной злую шутку! Я перестала чувствовать свою боль, но в месте с этим начала чувствовать успокоение в чужой! - С этими словами Лиза истерично захохотала.

    Лицо Сергея перекосило, он смутно начинал понимать абсурдность сложившейся ситуации.

 - Помнишь, когда я первый раз пришла к тебе после больницы?

 Как я тогда светилась? Светилась, мать твою!

 А помнишь, я тогда принесла язык  «по-борисопольски с сыром»?

    В висках впервые за долгое время застучало. Сергей выхватил бутылку из рук Лизы, и сам сделал несколько больших глотков. Больше ему ничего не нужно было говорить.

 - Она не лжет,

   Не лжёт,

   Не лжёт (и даст) cocaine!

    Игла зашуршала по мастер-диску, плавно скользя к бумажной этикетке.

 Она гладила его седеющие волосы.

 Шорох с кассеты звукоснимателя  крупной фрезой шлифовал сердца обоих.

 Лиза нежно коснулась губами щеки плачущего Сергея.

 - Пойдем спать. Завтра еще многое предстоит сделать. – Тихо сказала она.