сны наяву. Миссис Клемм хозяйничала по дому, а Вирджиния занималась садом.

Однако полностью укрыться в своем убежище По не удавалось. Томас Данн Инглиш вспоминал, как «шел вечером домой и увидел человека, который никак не мог подняться из сточной канавы. Предположив, что некто споткнулся и упал, я наклонился и помог ему. Оказалось, это был По». Инглиш предложил проводить По до дома, и тот пошел, «выписывая по дороге кренделя и зигзаги». Чарльз Диккенс считал Филадельфию «красивым городом, но уж слишком правильным»: «Погуляв по Филадельфии пару часов, я почувствовал, что готов бросить ее ради какого-нибудь кривого переулка». По нашел собственный способ превратить прямую улицу в «кривую».

Когда в конце концов По и Инглиш добрались до дома, Мария Клемм открыла дверь и закричала: «Вы напоили Эдди, а теперь притащили его домой!»

Два-три дня По не приходил в редакцию, а при следующей встрече с Томасом Данном Инглишем «ощутил искренний стыд из-за случившегося». Он уверил Инглиша, что такого с ним «никогда не бывало» и больше никогда не повторится. Однако несколько недель спустя Инглиш узнал, что По «нашли ночью на улице пьяным до беспамятства». Правда, пил тот не регулярно, но уж коли начинал пить, остановиться не мог, погружаясь в красный туман. До нас также дошли свидетельства того, что По не раз попадал в «дурные компании». Вне всяких сомнений, Уильям Бартон, наниматель По, весьма разочарованный в своем сотруднике, жаловался всем и каждому из околачивающихся в редакции типографов, поэтов-рифмоплетов и литературных сотрудников, что, мол, По пьет в рабочее время.

Поэтому или по другой причине, но Бартон терял интерес к журналу. Он затеял строительство в Филадельфии театра, гордо называемого Национальным, и в мае 1840 года выставил «Джентльменс мэгэзин» на продажу. Узнав о его намерениях, По решил немедленно объявить об открытии собственного журнала.

Разрыв между владельцем и редактором был неизбежен. В конце месяца По ушел из журнала, вернее, он объявил, что уходит «из-за принципиального отвращения» к «придиркам, высокомерию, невежеству и грубости» Бартона. Он начал серию приключенческих рассказов для «Джорнал оф Джулиус Родман», однако бросил их буквально на полуфразе. Так они и остались недописанными. На страницах «Джентльменс мэгэзин» Бартон отомстил По тем, что напечатал извинительное письмо подписчику, чье имя было «вычеркнуто из списка сотрудником, „пороки“ которого и без того доставили много неприятностей журналу». Тогда, в ответ, По назвал Бартона «негодяем» и «фигляром». Короткое сотрудничество закончилось очередной катастрофой.

Тем временем По всерьез задумался об альтернативном журнале. Он довольно долго размышлял над своей затеей, а в июне сочинил проспект того, что назвал «Пен мэгэзин», обыграв два слова — «пен» (ручка) и Пенсильвания. От своих авторов По ждал «разносторонности, оригинальности и остроты»; заявил, что к его журналу «можно будет всегда обратиться за честным и безбоязненным мнением обо всех временах и обо всех предметах» и что его журнал будет представлять литературу «самого высокого уровня». И стоить он будет пять долларов в год. По был убежден, что журнал принесет ему состояние и одним махом избавит от давления так досаждающих ему владельцев. И еще он был убежден в том, что способен преобразовать, нет, создать заново американскую литературу.

Почти незамедлительно По вступил в переписку с редакторами, издателями и журналистами в надежде на полновесный подписной лист. К началу декабря он намеревался собрать не меньше пятисот подписей, которые обеспечат его детищу прочный фундамент. Он даже написал практически всем членам семейства По, рассчитывая на их поддержку. Одновременно По собирал материал для первого номера, который намеревался подготовить к началу 1841 года. Однако на этом этапе амбиции его далеко превосходили его достижения. Предварительная работа показалась ему «трудной и требующей немереных сил», и к концу года некая недиагностируемая болезнь уложила его на месяц в постель. «Жестокая хворь», как он сам назвал ее, с легкостью изменила его планы. Выпуск первого номера был отложен с января 1841 года на март того же года. А в феврале опять начался кризис, или паника, и большие банки в Филадельфии и на Юге были вынуждены прикрыться. Для замысла По трудно было придумать время хуже. Все рухнуло. Опять, как всегда, вмешалась злая судьба.

Что делать дальше? В беспокойной, нищей жизни По нужен был хотя бы ничтожный шанс, чтобы спасти свою семью. И этот шанс явился ему в виде «Джентльменс мэгэзин». Уильям Бартон продал журнал Джорджу Рексу Грэхему, молодому адвокату из Филадельфии, и тот мгновенно поменял название на «Грэхемс ледис энд джентльменс мэгэзин». Однако, не имея достаточного литературного и журналистского опыта, он нуждался в помощнике. Не исключено, что Бартон сам рекомендовал ему человека, которого за восемь месяцев до этого уволил из своего журнала. Вражда в этом мире редко длится долго. Итак, весной 1841 года Грэхем предложил По место редактора раздела книжных рецензий с жалованьем восемьсот долларов в год. По немедленно согласился — с «большой радостью», как выразился он сам, — и снова принялся работать по найму.

Сентиментальный и приторно-слащавый, с нравоучительными стишками, гладенькими, робкими «триллерами», с картинками, изображающими домашних животных и детей, журнал оказался далеким от того идеала, который рисовал себе в мечтах По. И все же он отмел предубеждения, после чего за два года опубликовал на страницах журнала семь новых рассказов, пятьдесят одну рецензию и пятнадцать эссе. Именно здесь впервые появились такие рассказы, как «Убийства на улице Морг» и «Низвержение в Мальстрем».

Однако По считал журнал Грэхема прибежищем временным, призванным спасти его от сиюминутных и преходящих неприятностей. Так что уже через пять месяцев после того, как предложение было принято, он активно искал место чиновника в кабинетах вашингтонских политиков. Его посредником был Фредерик В. Томас, с которым он познакомился годом раньше на собрании в Филадельфии. Томас был романтиком, журналистом и приятелем Генри, брата Эдгара А. По; он тоже изрядно пил и мечтал о литературной славе. Они подружились. В сущности, Томас стал одним из немногих близких друзей По. У Томаса имелась в Вашингтоне синекура: просеивание обращений и заявок, поступавших в Министерство финансов, и он предложил По подыскать ему нечто подобное. По воспринял это с энтузиазмом. Он «совершенно серьезно отнесся» к идее приятеля, признавшись ему: «Несмотря на неизменную вежливость Грэхема и его искреннюю доброту, я питаю все большее и большее отвращение к журналу». По уже было невмоготу переносить положение поденщика в сером издании.

Тем не менее в это время По зарабатывал больше денег, чем когда бы то ни было. Одному из знакомых он сказал, что «умерен, как пуританин», и впервые в его взрослой жизни у него не было долгов. Он приобрел непривычно роскошные вещи, включая кровать с пологом на четырех столбах, фарфоровый обеденный сервиз и, для Вирджинии, пианино и арфу. Стал постоянным посетителем на литературных обедах, общался с другими писателями и издателями и сделался частым гостем в доме Грэхема. Известно, что Мария Клемм нередко поджидала зятя в кухне Грэхема с явной целью уберечь По от излишних возлияний и в целости и сохранности доставить домой.

Надежда на должность в Вашингтоне, подобно всем надеждам По, не осуществилась. Тем не менее осенью 1841 года По договорился с Грэхемом о том, что остается редактором еще на год. Для Грэхема это была удача. Тираж журнала вырос с пяти до двадцати пяти тысяч, и причиной такого роста стали в первую очередь публикации там рассказов и рецензий По. Благодаря По журнал «Грэхемс мэгэзин», как его повсеместно называли, очень скоро стал самым читаемым и раскупаемым ежемесячником в Америке.

Однажды По назвал себя «до мозга костей человеком журнальным». Он и вправду обладал чутьем журналиста. Он заранее предвидел результат, мог предсказать, как будет воспринята новинка, интересовался всевозможными поветриями и увлечениями публики, будь то френология или запуск шаров-зондов, и тонко чувствовал вкус публики, ее страсть к «сенсациям». Одному из своих корреспондентов он писал, что тенденция времени — это литература журнальная: «немногословная, напряженная по сюжету, написанная с оглядкой на время и легко усваиваемая в отличие от старых творческих форм, где царят многословие и скука…» Это могло бы служить определением принципов и самого По, который отлично чувствовал конъюнктуру.

После смерти По в некрологе, написанном Грэхемом, говорилось, что он был «педантичным и неутомимым в своем деле человеком — поистине во всем человеком чести… И во всех мелочах он проявлял аккуратность банкира». Грэхем превозносил По: «изысканное джентльменство» и «преданность мужа», которые он неизменно демонстрировал «в борьбе с враждебной судьбой». Одна деталь, упомянутая