воинами, военные части оставалась боеспособными, даже потеряв половину личного состава, в то время как итальянцы, к примеру, потеряв каждого десятого, превращались в охваченный паникой вооруженный сброд. Нечего даже думать, чтобы отнять у русских силой часть территории; были те, кто уже пробовал…

Но вот если большая часть русских будет думать, что не по правде живет их правительство, что не по правде живет их Государь, допустивший рождение на свет атомного монстра, что не по правде живут патриоты и монархисты, убивающие людей, – вот тогда русских можно будет брать голыми руками. Никто из них не сдвинется с места, чтобы защищать неправду – разве что кадровая армия, но и то… Уже были готовы целые океаны грязного, отвратительного, воняющего компромата о том, что происходило на Востоке и в Персии, о том, как брали взятки, как продавали запрещенные технологии, о том, как дворяне расстреливали людей, про годами творившееся чернейшее беззаконие – причем были не только бумаги, но и свидетели, живые, известные всем свидетели, готовые выступить и подтвердить. И вся эта Ниагара должна была обрушиться на русских по мановению руки из Лондона, лишая их воли к сопротивлению.

Сэр Джеффри не знал, удастся ли таким образом свалить монархию и поставить в России новое правительство, которым можно будет манипулировать. Сам он оценивал шансы как пятьдесят на пятьдесят… но даже если молодой и не имеющий авторитета отца монарх удержится на троне – это будет уже не тот монарх. В боксе есть такое понятие – «пробитый боксер». Это боксер, который уже получил сокрушительный удар, помнит его и подсознательно боится получить еще один такой же. Вот Николай Третий и станет таким же неуверенным в себе, пробитым боксером, он будет помнить о своем поражении, и народ будет помнить о его поражении. А в России не уважают и не любят слабых, тем более – слабых во власти.

И если даже не сейчас, то через какое-то время русский трон падет.

Был наготове и еще один вариант, на случай, если этого окажется недостаточно. Долгие годы Россия имела на своих восточных границах сильного, жестокого и коварного врага. Япония, дальневосточная Британия, еще один остров просвещенных воинов, волею судьбы покоривших пространства, в разы, да что там в разы – в десятки раз превышающие размером их историческую родину. Стечением обстоятельств, частично подстроенным британцами, Япония вышла победителем из войны с Российской Империей, но страх перед гигантом у японцев остался, сильный, непреходящий страх. Они были самураями и знали, что обязанность самурая, которому нанесена обида, – месть. Обида – как шрам на дереве, с годами он становится лишь больше и уродливее. Они знали, что только нежелание Российской Империи затевать передел существующего миропорядка сохранило за ними половину острова Сахалин, который они десятилетиями работы превратили в сплошную бетонную крепость, в сухопутный авианосец – кое-кто даже утверждал, что японцы вырыли тоннель от Сахалина ко всем островам Курильской гряды – и до острова Хоккайдо. Никто не знал, правда ли это, но такое вполне могло быть, потому что подобные тоннели существовали между всеми четырьмя крупнейшими островами собственно Японии. Испытываемый долгими годами страх перед новой войной естественным образом трансформировался в ненависть – и сэр Джеффри знал, что Япония немедленно кинется на Россию, как только увидит, что та ослабла и не может защитить себя, свои земли. Японцам нужна территория для расселения своего многочисленного народа и вассальных народов, им нужны ресурсы и земля, и потому-то на некоторых японских картах территория России до Урала называлась «территорией северных ресурсов». Если начнется война, Япония ринется на Россию, как гиена, желая отхватить кусок побольше, и окажет тем самым услугу Великобритании и всей международной коалиции. По крайней мере, именно об этом – не раскрывая, конечно, подробностей – сэр Джеффри говорил во время встречи с шефом японской разведки «Кемпетай» Ёшики Иосидой во время их личной встречи. Он просто попросил быть наготове на севере, и генерал это понял и оценил, поблагодарив британского собеседника сдержанным кивком головы. Если Британия преподнесет Японии часть территории России, Япония этого никогда не забудет, у японцев очень сильно развито чувство благодарности.

Таким образом, он, сэр Джеффри Ровен, переделает мир. И для этого понадобятся всего лишь две стальные авторучки, которые он везет с собой. В них альфа и омега, живая и мертвая вода, конец старого мира и начало нового.

Жаль только вот чего… Ни один человек в мире не знает всего этого полностью. Каждый знает лишь то, что должен знать, лишь свою партию в этом спектакле – и лишь он знает все. Знает, но не скажет. Как жаль, что с его смертью все это канет в Лету, и никто и никогда не узнает о человеке, который лишь своим умом и волей победил величайшую в мире империю зла.

Он был обречен на победу…

А за несколько дней до этого в Чикаго – там расположен один из крупнейших в САСШ аэродромных узлов – хабов, частным самолетом, зафрахтованным в Париже, прибыл еще один человек. Человек, не имеющий ни прошлого, ни будущего – только настоящее. Человек, не оглядывающийся назад, опасаясь превратиться в камень, ибо за его спиной были только горящие города, ужас и кровь. Много крови…

В этой стране его ждал брат. А больше у него в этой жизни, кроме брата и Всевышнего, никого и не было…

– Ты готов, Джабраил?

– Да, брат…

– Исправность цепи проверил?

– Исправность механизма инициации. Цепь сделана так, что если какой-то провод и порвется, на все остальные участки цепи это не повлияет. К тому же три провода ведут к каждой закладке из трех – соответственно, достигается тройное резервирование. Сработает.

– Аллах с нами, брат.

– Да, Аллах с нами.

Бейрут. Госпиталь ВМФ. Продолжение кошмара…

Когда-то один североамериканский генерал сказал – опасайся гнева терпеливого человека. Только Аллах знает, как он был прав.

Его звали Джабраил – Гавриил, если по-русски, а его младшего брата звали Муса, и они оба были родом из Персии. Они оба были шиитами и давно были мертвы изнутри. Их души уже давно у Аллаха, на земле оставались лишь их тела, чтобы отомстить и присоединиться к родителям, которых они убили.

В Персии, среди множества жутких и изуверских обычаев, о которых мало кто знал, существовал и такой: за предательство отвечаешь не только лично ты, но и вся твоя семья. Шахиншах Мохаммед знал, каким народом он правит, знал он и то, что среди шиитов всегда найдется человек, готовый пожертвовать своей жизнью ради благополучия уммы, ради всех мусульман. Среди шиитов жертвенность очень высока. Поэтому он ввел правило: за покушение на его жизнь и государство, которое он создал, уничтожались не только покушавшиеся, но и все члены семьи до третьего колена. Чтобы не было мстителей.

Наверное, каждый выгребает по делам своим, и все, что происходит, справедливо. И пролитая русскими людьми, тысячами и десятками тысяч русских людей кровь, и смерть Государя – возможно, это тоже справедливо. Это – за то, что видели зло и не сражались с ним. Это – за то, что решили, будто со злом можно существовать в одном мире. Это – за то, что взялись взвешивать пользу зла – вместо того, чтобы без колебаний уничтожить его.

Каждый выгребает по делам своим…

Они были обычными детьми, самыми обычными и даже счастливыми. Их отец был генерал-майором и командиром дивизии, их мать сидела дома с ними, потому что жалованья отца хватало на все – на квартиру в роскошном районе Тегерана, на дом на побережье Каспия, на прислугу и на несколько автомобилей. Старший – Джабраил – уже был юнкером в военном училище, младший – Муса – готовился пойти по стопам отца и старшего брата. Они были семьей, они жили счастливо и верили в мудрость Светлейшего. В то, что он не может быть не прав.

Они оба – между ними до сих пор сохранялась незримая связь, типичная для братьев, – отчетливо помнили тот самый день. Они всей семьей выехали на Каспий – там, у рыбацкой деревушки, их отец построил дом. Большой и уютный дом, в котором умещались они все. В то утро мать разбудила их пораньше, как братья просили, и они, наскоро проглотив завтрак, пошли на берег. Им обоим нравился Каспий, его соленые валы накатывались на песчаный берег и выбрасывали на него гальку, красивые ракушки, а иногда и рыбу. Рыбаки с почтительного расстояния рассматривали резвящихся на