живое, как будто светится! И запах какой-то приятный. Никаких следов разложения. Интересно, сколько времени он здесь провисел? Какие же сволочи это сделали?
– Знаешь, кто такие «сволочи»? – спросил Миша. – Я, когда на историческом в Ленинграде учился, в одной книге читал: были такие ямы за городом. Туда за ноги сволакивали самоубийц и всех, кто умер внезапной смертью. Утонул, там, или лошади затоптали. А раз в год, на праздник какой-то, яму закапывали и новую рыли. Представляешь, какая вонища там стояла? Все эти трупы сволочью называли. Стало быть, когда ты человека сволочью обзываешь, то желаешь ему смерти без христианского приготовления, что, по народным представлениям, равнозначно попаданию в ад.
– Надо пойти свечи поставить за упокой, – сказал санитар на стремянке.
– И ещё говорят, что у нас самая циничная профессия! – засмеялся Миша. – А среди нас каждый второй – верующий! Да он, небось, и без твоих свечей в рай попал!
– Да я за родителей своих покойников…
* * *
Возбудили уголовное дело. Следователь прокуратуры пришёл в нотариальную контору, но нотариус так и не смог обнаружить документ, оставленный убитым. Бумага таинственным образом исчезла из сейфа. Нотариус вспомнил только, что в ней говорилось что-то о православии и об искуплении. Видимо, убитый предчувствовал свою кончину и хотел поделиться чем-то с окружающими.
Священник Никодим Андреев дал следующие показания: «Это был тихий скромный молодой человек, я регулярно исповедовал и причащал его. Без сомнения, он стал жертвой одной из трёх тоталитарных сект, действующих в нашем городе. Я как будто вижу, как негодяи требуют от него сказать, что Иисус Христос – не Бог. Но юноша не соглашается и до последнего исповедует Христа Богом. Вот они уже прибивают его к кресту, но мужественный христианин готов страдать до последнего, чтобы принять мученический венец и славить Господа в Царстве Его Небесном!»
Случай действительно был предельно загадочным. Никаких улик, отсутствуют отпечатки пальцев. За неимением других версий происшедшего, следствие вынуждено было согласиться со священником, что убийство «носит ритуальный характер и стало следствием религиозной нетерпимости».
Это зверское преступление попало даже в столичные газеты. Отец Никодим издал брошюру «Мученик Христа ради благочестивый прихожанин Олег С…», где художественно изложил свою версию событий. «Лет через десять, если даст Бог дожить, мы будем требовать у Священного Синода прославления Олега, – заявил он в интервью одному известному журналу. – В наше время с канонизацией затягивать нельзя: мир очень быстро стал вертеться. Уже известно два случая исцеления от тяжёлых болезней у людей, прикоснувшихся к его святому телу, пока оно покоилось в морге во время судмедэкспертизы». Брошюра быстро разошлась, и в скором времени перекладину креста, окроплённую мученической кровью, верующие разобрали на щепки и унесли по домам. А дощечку с надписью «Соискупитель Царя Иудейского» кто-то сжёг, посчитав жестокой насмешкой сектантов над своей жертвой.
* * *
Трое членов преступной группировки стояли на отчитке. Им не пришло в голову исповедовать своё деяние в таинстве Покаяния – они не считали совершённое грехом. Они мало что понимали в православии, но верили, что Олег стал соискупителем Христа. Они были правы. Наши мечты всегда сбываются, а желания исполняются, но совсем не так, как думаем мы. Для спасения нашего Господь выворачивает всё по-своему. Олег хотел стать соискупителем и стал им, но не ради себя, а ради Христа. Все истинные христиане, как Симон Киринейский, помогают Господу нести крест Его, а значит участвуют в деле Искупления. Почему не назвать их соучастниками Христа – соискупителями? Разве это противоречит правилам словообразования в русском языке?
НА ТОМ СВЕТЕ
Прелесть есть повреждение естества человеческого ложью. Прелесть есть состояние всех человеков, без исключения, произведенное падением праотцов наших. Все мы — в прелести. Знание этого есть величайшее предохранение от прелести.
Я был верующим человеком, православным христианином. Когда я умер, я, как и следовало ожидать, не исчез. Я знал, что душа человека бессмертна. Я взлетел над своим телом и подумал: как хорошо без телесных оков! Теперь я могу носиться туда-сюда по воздуху, словно птица! Но тут же моё сознание пронзила мысль: я – это я или моя душа? То, что я считал собой, лежало внизу мёртвое. А у того, чем я был сейчас, не было видимых очертаний. Если у меня нет глаз, тогда чем же я вижу? Если у меня нет мозга, чем же я думаю? Я испугался и подумал, что я – это всё-таки не я, а моя душа. Потому что я – это душа вместе с телом, а тело моё воскреснет только в день Страшного Суда.
Я ещё долго висел над своим мёртвым телом, а потом мне это надоело, и я решил: чем бы я не был, надо что-то делать. Я помнил, что у меня в запасе всего три дня, и решил не тратить их на то, чтобы наблюдать за своим трупом. Решив непременно явиться к своим похоронам, я отправился посетить кое-какие места. Сначала я заглянул в дом к своим родственникам: интересно было, чем они занимаются. Но пролетев сквозь стену, я очутился в туалете и столкнулся со своим братом, который тужился на унитазе. Брат страдал запорами. После этого
