больше не случится. Родные и близкие – они уже не те. Частью умерли, а частью заболели смертельным вирусом, который уничтожает мозг. Настоящего нет, будущее ужасно, прошлое трагично, потому что нет будущего и настоящего. Струи осеннего дождя хлестали меня по лицу. Я взвыл, как последний бизон, раненый из ружья ухмыляющимся усатым англичанином.

Клочья мёртвенно-серых облаков низко летят по небу, как саван старухи-природы, приказавшей долго жить. Ветер, несущий в себе замёрзшие осколки воды – это рёв пьяного великана, брызгающего слюной. Хлещущие ветви деревьев норовят попасть в глаз: гиганты-убийцы протягивают ко мне свои голые облезлые лапы. Скоро я буду ваш! Скользкая земля, грязно-белая, чавкающая, липкая. Вибрация. Землетрясение? Нет, грузовик или трактор набирает скорость на шоссе за холмом. Шум мотора закладывает уши и я падаю лицом в грязь, чтобы укрыться от этого ужасающего враждебного мира. Мне на голову падает ветка, я вскакиваю и несусь вперёд. Уже сумерки. Мне осталось жить не больше шести часов.

Опять появились они – чёрные тени движутся справа и слева от меня. Раньше я думал, это – лисы. Противные бурые лисы ждут, когда я подохну, чтобы сожрать мой труп. Но потом понял: это – не лисы, это – бесы. Не черти, не демоны, а именно бесы, самые настоящие, православные. Я читал в Библии, что именно бесы больше всех верят в Бога. «Веруют и трепещут». Потому что ненавидят. Я тоже ненавижу всех богов, особенно христианского. Значит, они мне братья. Да, я ходил в православный храм, я ходил к старцам, ездил на Святую Землю. И я понял – каждый человек должен пройти религиозный этап в своей жизни. Преодолеть. Только воля помогает бороться с жизненными обстоятельствами. Но я ведь сумасшедший, тяжело больной человек! Почему они этого не видят? Почему меня не стали ставить на учёт в психиатрическом диспансере? Почему мне не платят пенсию по инвалидности?

Я люблю Измайловский парк. Но вот местные милиционеры меня не любят. Они каждый раз отправляют меня в вытрезвитель, когда находят в грязи или в снегу. Честное слово, я всё рассказал дежурному психиатру, но он почему-то долго смеялся и выдал мне справку, что я абсолютно нормален. Теперь я могу получить права. «У меня то же самое! – задушевно сказал этот длинный урод в белом халате. – То мордой в грязь, то ручки от чашек глотаю!» Потом мне объяснили, сама Елена Ивановна Рерих явилась и объяснила. Это было на следующий день после явления мне Богородицы. Девяносто процентов людей уже заразилось этим вирусом, а у меня к нему иммунитет. Мы – избранные, мы – шестая раса, мы будем править миром. Вместо бизонов. Только надо преодолеть жизненные обстоятельства.

Но я сломался. О Великий Ницше! Только избранные будут жить, слабые и гнилые вроде меня должны умереть. Нищие духом.

Я сижу в луже и воспоминания мелькают в моём воспалённом мозгу. Пять часов до моей смерти. Бурые бесы водят хоровод вокруг меня. Они помогут, они подтолкнут. Ещё месяц назад я приметил это дерево, серебристый ясень посреди лесной поляны. Это меллорн[3]. Нет, эльфы не спустились ко мне, они враги мне. Эльфы – это светлые ангелы, слуги Малельдила[4]. Малельдил проклял меня – хнакра[5] съест меня изнутри.

Честное слово, я всё рассказал ему. И про хнакру, и про эльфов. «Ты хочешь откосить от армии! – сказал врач. – Воображение у тебя хорошее, но лучше води машину. Нам, психиатрам, известны признаки, по которым можно отличить здорового человека от шизофреника!» И он был прав. Я здоров, я бесноватый. Я пошёл на отчитку.

Эту табуретку я нашёл на свалке. Маленькая, красивая, с блестящими ножками. Прочно стоящая на ногах. Зачем выбросили на свалку такую чудесную вещь? Люди зажрались! Люди думают, что будут жить вечно! Но они все неизлечимо больны. Это сам Николай Константинович Рерих мне сказал. Мы все – мразь, космический мусор. Видим источник своего происхождения в навозной куче и гордимся тем, чего достигли. Но мы ничего не достигли! Навозная куча совершеннее любого из людей. Но через четыре часа всё закончится, наступит конец света. Люди думают, что конец света далеко, в землетрясениях, наводнениях, смерчах. Они ошибаются. Конец света очень близко. Вам осталось до него всего пятьдесят лет. Или двадцать лет. Или десять лет. (Я хорошо умею считать.) Или три года. Или один. А может быть, месяц? Или день? Или ночь? Мне осталась одна только ночь. Стёртые краски, темнота, всё расплывается, всё растворяется в природе. Я буду там же, где и Лев Николаевич, ура! Лев меня не съест! Великое счастье раствориться в бесконечности, что может быть вожделеннее?

Я проверил, она крепкая. Мой вес выдержит. Бурые лисы обещали выбить табуретку. Неужели только три часа осталось? Кто установил это время? Какая сволочь выдумала время и пространство? До этого был чудесный, однородный, равномерный хаос. А потом пришёл Христос и испортил всё! Дети возненавидели родителей, родители детей. Люди стали пытать и убивать друг друга всего лишь за горсть пшеницы, не брошенную на жертвенник. Разврат, проституция, всё из-за него! Он наделил души стремлением к себе, и они не могут насытиться. Они страждут и пускаются в беззакония. Они пьянствуют, развращаются, убивают себя в поисках смысла. Они ищут себя, а находят тебя, Господи! Ты подсунул им суррогат и смеёшься над ними! Ты – покойник, ты умер на кресте и не воскрес! И мир потихоньку разваливается, энтропия распыляет его на атомы. Кто-то же должен за всем следить! На бесов надежды никакой. Придётся изворачиваться и самому выбивать табуретку у себя из-под ног.

«Я» – последняя буква в алфавите. Особенно если этому «я» осталось двигаться всего два часа. Потом оно минут пять будет двигаться непривычным для себя образом. А потом затихнет. Я ведь специально провожу этот эксперимент, чтобы посмотреть, что будет дальше. Если Бог есть любовь, я спасусь и из петли. Если Бог умер, то всё равно, проживу я ещё несколько лет или распадусь в эту ночь на атомы. Если Бог есть вселенная, я стану Богом. Если Бог – это Воланд, я с радостью стану служить