— Да, конечно, и я очень рада быть бабушкой, поверь мне. Но это я, которая что-то делает для других. Для тебя, Райли и Филиппа, для его детишек, для Сэмюэля, но кто я — сама для себя? Безумно важно иметь собственное дело, занятие, для которого ты создан. У меня есть подруга, Энн, так вот она всегда знала, что дело ее жизни — учить детей. Она уехала в Испанию, встретила там своего нынешнего мужа, он тоже учитель, и они пьют там вино, едят мясные закуски и любуются закатами. У нее есть любимая работа, понимаешь? — Она вздохнула. — А я и сегодня не знаю, в чем могла бы себя проявить.
— Не говори так. Ты прекрасная мать.
Она грустно улыбнулась:
— Не обижайся, милая, но хотелось бы чего-нибудь большего.
Помолчав, она кивнула, словно соглашаясь с собственными мыслями.
— Мам, ты сейчас рассержена, и это неудивительно. Я с отцом и трех минут не могу спокойно провести, не то что тридцать пять лет. Но возможно, когда ты поостынешь, то идея свадьбы уже не будет казаться тебе такой абсурдной. Это неплохая идея, честно.
— Нет, — твердо заявила она. — Ни за что. С этой затеей покончено.
— Но ведь осталось меньше месяца. Приглашения разосланы, все уже заказано.
— Ничего страшного, все можно отменить. Времени предостаточно. Ну подумаешь, заплатим маленькую неустойку, где потребуют. А платья и костюмы отлично пригодятся и без свадьбы. Меня это ничуть не тревожит. Гостям я пошлю персональные извинения. Я не выйду за твоего отца второй раз. Хватит с меня и одного. Я больше не желаю поступать так, как этого требуют обстоятельства. Всю жизнь я была ответственной, покорной и исполнительной — могу я сделать так, как мне хочется? Не нужно мне это напыщенное торжество с сотнями надутых юристов, которые того гляди лопнут от важности. При чем здесь я и моя жизнь? Это уж скорее доказательство того, как мой муж преуспел в работе, а я… В общем, этому не бывать.
— А ты бы чего хотела?
Она с недоумением на меня посмотрела.
— Ты не знаешь, мам?
— Нет. И никто меня об этом никогда не спрашивал.
— Прости, что я всегда была эгоисткой. И так мало тебе помогала.
— Господи, да вовсе это не так. Ты мне помогала уже тем, что ты — это ты. И у тебя есть своя жизнь. Кстати, как у тебя дела?
— Ох, даже не знаю, что тебе и сказать.
Она ждала продолжения, и после всего, что она сейчас говорила, я не имела права отмолчаться.
— Работу я потеряла, машина отправилась в металлолом, я обидела замечательного парня, с которым провела ночь, Мелани со мной не разговаривает, и все остальные тоже, моя соседка считает, что я предательница, я съездила в Уэксфорд, чтобы сказать Блейку «возвращайся, я тебя люблю», но поняла, что это не так, и сегодня моя Жизнь сказал, чтобы дальше я обходилась без него. То есть все отлично, и я по уши в дерьме.
Мама прижала тонкие пальцы к губам, но не смогла сдержаться и хихикнула.
— Ой-ой, Люси. — Она смеялась уже в полный голос.
— Рада, что смогла тебя развеселить, — иронично усмехнулась я, а она откинулась на спинку дивана и безудержно, заливисто хохотала.
Мама решительно настояла на том, что останется у меня. Отчасти потому что завтра мой день рождения, отчасти потому что не хотела вторгаться в жизнь Райли, хоть я и уверяла ее, что он не гей и она никак не помешает ему и его соседу. Она пошла в ванную, а я посадила Мистера Пэна в большую сумку, и мы отправились в парк — слегка проветриться. Было бы неплохо, подумала я, чтобы поднялся ветер и прочистил мне мозги, выдув из головы все лишние мысли. Возле детской площадки на лавочке сидела Клэр, рядом с ней стояла пустая коляска.
— Можно я составлю вам компанию?
Она кивнула, и я села с ней рядом, держа Мистера Пэна на коленях. Клэр поглядела на него.
— Простите, я зря тогда…
— Ничего страшного, — перебила я, — все в порядке.
Кот рвался на свободу, и я отпустила его пройтись.
Какое-то время мы молча сидели, а потом Клэр задумчиво сказала:
— Он так любит качаться на качелях. Хохочет от радости.
— Я тоже очень любила качели, когда была маленькая.
Мы снова помолчали.
— Как он?
— Простите? — Она очнулась от глубокой задумчивости.
— Конор, как он себя чувствует? Вы говорили, ему нездоровится.
— Ему не стало лучше.
— Вы показывали его врачу?
— Нет.
— Наверное, стоило бы.
— Вы думаете?
— Да, раз ему нехорошо.
— Но… я ненавижу врачей. И больницы тоже ненавижу. Мама сейчас болеет, мне приходится туда ездить. Я не была там с тех пор… — Она умолкла и растерянно заморгала. Пару минут спустя продолжила: — Мама поправляется.
— Это чудесная новость.
— Да, — кивнула она. — Странно, но именно ее болезнь снова нас сблизила.
— Тогда, возле квартиры, это был ваш муж?
Она кивнула:
— Да. Мы пока еще не вместе, но…
— … но кто знает, — договорила я за нее.
— Он не болеет, — сказала Клэр.
— Ваш муж?
— Нет, Конор. Он не болеет, это другое. Он стал тише.
Она повернулась ко мне — глаза несчастные, полные горьких слез.
— Он стал гораздо тише. Я уже совсем почти его не слышу.
Молча смотрели мы с ней на неподвижные качели, и я думала о Блейке, о том, что мои воспоминания о нем тоже становятся все глуше, чувства затихают, и он постепенно уходит из моей души.
— Может быть, это не так и плохо, Клэр.
— Он любил качели, — повторила она.
— Да. — Я отметила, что она сказала об этом в прошедшем времени. — Я тоже любила.
Глава двадцать восьмая
— Мам, ты не спишь?
Было около полуночи. Мама легла на кровать, я на диван. Сна не было ни в одном глазу.
— Нет, солнышко, — немедленно откликнулась она и зажгла бра.
— Почему бы тебе не устроить вечеринку в саду, у вас дома? Позвать близких друзей и родных, украсить все цветами, которые ты заказала. Закуски тоже пригодятся, ты ведь уже договорилась с поставщиками.
Мама поразмыслила, потом хлопнула в ладоши и радостно улыбнулась.
— Люси, это прекрасная идея! — Но все обдумав, она помрачнела. — Проблема в том, что тогда мне придется выйти за него еще раз.