В данном случае верно все. Если считать по Моховой, будет дом № 26. Если представлять дом Пашкова как часть единого комплекса Российской государственной библиотеки, станет верным и второй адрес по Воздвиженке. Ибо именно на нее выходит новое здание Российской государственной библиотеки. Здание, называемое москвичами египетским монстром или гитлеровской колоннадой. Что ж, весьма справедливое объединение «стилей» – ведь философии и Древнего Египта и фашистской Германии были направлены на оправдание и возвеличивание смерти. Там же, перед огромным входом и массивными серыми ступенями, сидит бедняга Достоевский – в виде памятника, конечно. И опять же, как справедливо заметили москвичи, то ли писатель оробел и не решается войти в эту самую большую библиотеку страны, то ли у бедняги писательская болезнь – геморрой и ему трудно присесть в ожидании визита к проктологу.

Словом, вот в таком окружении находится ныне великолепнейший дом Пашкова, уже давно лишившийся полагающейся ему при постройке ограды. Когда та имелась, то за ней был высажен прелестный сад, и взгляд поднимался к вершине дворца от зелени деревьев, – казалось, что здание парит в воздухе – над Москвой. Потом ограду сломали, деревья срубили, и теперь мы смотрим на здание, возвышающееся огромной глыбой из земли.

Словом, наикрасивейший дворец Москвы выглядит весьма настороженно и таинственно. А может, он тоже что-то прячет-скрывает, как и Староваганьковский переулок? Недаром же именно выход туда считается главным фасадом дома-дворца, хотя фасад, выходящий на Моховую, несравненно прекраснее.

Взглянем попристальнее на само название улицы – Моховая. Историки говорят, что здесь продавали сухой мох, который раньше использовался в строительных работах для заделки щелей и мелких дырок. Вот и стала улица зваться Моховой. А теперь посмотрим производные от слова «мох». И они весьма красноречивы! Мохнатый – так образно называли черта, дабы не приманить самого нечистого. Мошить – значит закладывать мхом щели, но и скрывать, утаивать. Моховать – заделывать дыры, но и… колдовать. Нет, недаром булгаковский Воланд облюбовал это местечко…

Однако и другие чувствовали волхвование Моховой. Недаром ее, как и весь Староваганьковский холм, окружили церквями сплошным кольцом – спасали от нечистого духа. В 1914 году здесь даже решили разместить гигантскую картину А.А. Иванова «Явление Христа народу», для чего построили огромный зал. Однако мистическое полотно на Моховой не удержалось, краски стали осыпаться, и его перевезли в Русский музей на реставрацию. Да так там и оставили. Не в пику ли этому «Явлению» Булгаков явил своего героя именно здесь?

Помните, как Воланд изначально объяснял свое появление?

«Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского. Так вот требуется, чтобы я их разобрал».

Представляете, Воланд приехал проконсультировать, как моховать на Моховой!.. И между прочим, если вы думаете, что сей чернокнижник был, как и полагается, изгоем церкви, то ошибаетесь. Он был папой римским – Сильвестром II! И по легенде, свое папство выиграл в 999 году в игре в кости с… дьяволом, то бишь с самим Воландом. Что ж тому не разобрать труды своего партнера?!

Впрочем, в ранних редакциях романа Булгакова эта фраза звучала несколько иначе: «Здесь в государственной библиотеке большое собрание трудов по черной магии и демонологии». А знаете, чье собрание трудов было самым обширным и полным в Библиотеке имени Ленина? Конечно же самого Владимира Ильича! То есть именно он и сочинял книги о самой наичернейшей магии и демонологии – теории и практике революции. Удивительно точное определение тайного смысла всех этих революционных рукописей, где рефреном идет то глагол «расстрелять», то термин «диктатура», то пометы «безжалостно» и «категорично».

Вот вам и маленькие библиотечные тайны! Впрочем, когда на этом месте еще не было никакой библиотеки, тайны уже существовали. И речь не о подземных тайных ходах и галереях. Просто ко времени возникновения дома Пашкова в XVIII веке о них все уже забыли.

В петровские времена здесь стояла усадьба сначала думного дьяка Автонома Иванова, который, дабы подольститься к молодому царю Петру, выстроил ее в голландском духе. Однако у молодого Петра были свои любимцы, так что усадьба перешла в руки Александра Даниловича Меншикова. Непонятно зачем, в усадьбе этой начали разводить черных петухов. И москвичи, боязливо крестясь, шептались: это же черные дела, никак колдуны режут петухов в полнолуние, занимаясь черной магией?! И ведь все возможно – недаром же светлейший князь Меншиков из самых страшных передряг сухим из воды выходил и никогда милости царя Петра не лишался.

Впрочем, и черные петухи не спасли Меншикова от разжалования и ареста после смерти его покровителя. В ссылке в Березове светлейший, как известно, и умер 12 ноября 1729 года. Однако сын его, Александр Александрович, из ссылки вернулся и возвратил себе усадьбу на Моховой в Ваганьках в 1731 году.

Потом дом опять менял хозяев, пока весь огромный земельный участок с постройками не купил отставной капитан-поручик лейб-гвардейского Семеновского полка Петр Егорович Пашков. Был он из военной семьи, но сказочно разбогател отнюдь не на военном поприще, а на винных откупах. Говорят, стал первым водочным королем России. Связи имел огромные и в 1783 году сумел прикупить на вечное пользование землю в самом престижном районе Москвы.

Все предыдущие постройки он приказал снести и заново выстроить парадный и роскошный дворец, дабы поразить всю Москву своим немереным богатством. Денег на постройку не жалел. В архитекторы взял великого Василия Баженова, строившего в самом Кремле государев дворец, да не потрафившего Екатерине Великой не столь своими постройками, сколь вечными стремлениями отразить в этих постройках масонское видение мира, начиная от особых знаков масонства, кончая мистическими символами мироздания.

К тому времени, когда Пашков пригласил Баженова выстроить его дворец, архитектор уже был не в чести: грянула царицынская катастрофа – Екатерина повелела снести построенный дворец в Царицыне. Но Пашков от архитектора не отказался, напротив, пообещал громадное жалованье. Не потому ли обиженный на монаршую власть Баженов развернул дворец Пашкова задом к Кремлю?..

Правда, москвичи были уверены, что дворец на Моховой строит архитектор Матвей Казаков, а опальный Баженов только помогает ему тайным образом. Тайны, опять тайны…

Как бы там ни было, великолепнейший белоснежный дворец был готов в самые кратчайшие по тем временам сроки – Пашков справил новоселье уже в 1786 году. Вся Москва сбегалась посмотреть на новое чудо света. Действительно, дворец был невероятно красив, вокруг него разбит волшебный сад, в саду водились разноцветные яркие птицы, свезенные из иноземных стран. Еще были выкопаны пруды «на аглицкий манер» с лебедями и двумя бассейнами. И весь город сходился на том, что чудесней этого дома- дворца и быть не может.

Однако счастья в прекрасных стенах не было. Видно, гений места, восхитившись белоснежной постройкой, характера не сменил и в обещаниях обманул. Баженов, грезивший о прощении императрицы, которое она бы дала, увидев столь прекрасный дворец, в своих ожиданиях обманулся. Его авторство так и не признали официально. И до сих пор идут споры – кто же автор блистательного Пашкова дома. К тому же никакого особого гонорара от прижимистого заказчика архитектор не получил. Да и сам Пашков, несмотря на все неимоверное богатство и красоту своего дворца, радости не испытал. Вскоре его разбил паралич, вынудив передвигаться на коляске. Пашков перестал выходить, дворец сделался замком, в котором жизнь замкнулась в четырех стенах. Ну а поскольку Пашков никого не принимал, то даже год его смерти не удалось установить. То ли он скончался через четыре года после постройки дворца, то ли прожил в замке добровольным привидением до 1800 года. Словом, Пашков дом похоронил своего хозяина заживо…

После смерти имение бездетного Пашкова перешло к его родственнику – Александру Ильичу Пашкову, но и ему счастья не принесло. Выяснилось, что на доме висят огромные долги и на самом деле Пашков- старший был не столь богат, сколь хотел казаться. А все его стремление к показной роскоши было лишь средством скрыть собственные расстроенные финансовые дела.