почти 15 тыс. страниц свидетельских показаний и 507 документов, прежде чем приняло решение о регистрации партии. Апелляционные суды отменили два отдельных решения бюро, поскольку последнее не располагало достаточными основаниями. Верховный суд вернул дело в низшую инстанцию на том основании, что партии не было предоставлено полноценных возможностей для того, чтобы опровергнуть некоторые частные свидетельские показания. Когда же в 1961 году после многочисленных апелляций и изменений процедурного характера дело возвратилось в Верховный суд, акт о регистрации был утвержден, а решение бюро о регистрации Коммунистической партии было признано конституционным⁴³.

Столь же тщательной проверке подверглись программы по обеспечению лояльности служащих и государственной безопасности, проводившиеся федеральным правительством и правительствами штатов. Результатом проверки стали столь же продолжительные апелляционные процедуры. Они предоставили гражданам довольно широкий спектр гарантий, подобных (хотя и не столь полных) тем, что были предоставлены лицам, подозревавшимся в преступлениях⁴⁴. Подобным же образом Конгресс предоставил процедурные гарантии лицам, выступавшим со свидетельскими показаниями перед комитетами. Даже HUAC Конгресс обязал признать, помимо прочих ограничений, что расследования могут инициироваться только при согласии большинства членов комитета, хотя «предварительные разыскания» могли проводить сотрудники комитета с согласия председателя. Свидетели имели право на помощь адвоката и «приглашались» на консультации с юрисконсультом или следователями комитета «в любое время». Граждане, уличенные в подрывной деятельности, должны были получить письменное уведомление комитета о том, что их имена были названы, и о том, где, когда и кем они были названы. Они также имели право потребовать явки в комитет для защиты чести своего имени, а комитет был обязан предоставлять им письменную копию перечня процедур⁴⁵.

В каждом из этих случаев правительственные служащие ставили перед собой цель оградить от наказания невиновных, пусть даже виновные получали право на апелляцию. Однако при этом они не переставали обращать особое внимание на то, что в их глазах представляла собой вина (принадлежность к коммунистическому движению) или невиновность (не просто непринадлежность к коммунистическому движению, но антикоммунизм). Они привлекали значительные средства для сбора информации, необходимой для принятия разумных законов, предъявления обоснованных обвинений, обеспечения законного расследования и вынесения справедливых приговоров. По возможности, процедуры принятия решений и сведения, не связанные с вопросами безопасности, делались достоянием гласности; таким образом, достигалась известная степень прозрачности деятельности правительства. Многие дела (даже такие, которые не имели уголовного характера) требовали едва ли не целого десятилетия работы судов. По многим пунктам суды отменяли решения правительственных и низших судебных инстанций; впрочем, как правило, они сосредоточивались на процедурных проблемах и редко затрагивали вопросы, связанные с принципом свободы слова. И все же в эпоху Маккарти репрессии, равно как и политический страх, процветали. Не тот парализующий страх, что воображали себе теоретики верховенства закона, а репрессивный страх, который побуждает людей высказываться и действовать с оглядкой, воздерживаться от критический суждений и от участия в антиправительственных движениях⁴⁶.

Некоторые исследователи маккартизма утверждают, что политика репрессий удалась благодаря тому, что верховенство закона не осуществилось; другие говорят, что репрессивная политика провалилась благодаря торжеству верховенства закона⁴⁷. При этом ни те ни другие не хотят предположить, что и репрессии достигли цели, и верховенство закона восторжествовало. Первое иногда происходило вопреки второму, а когда-то — как в случае поддержки либералами Акта о контроле над коммунизмом или многолетних апелляций, на которые уходило время, силы и средства членов Коммунистической партии, — вследствие верховенства закона⁴⁸. Парадоксально, но эту взаимосвязь во всей полноте понял один из наиболее консервативно настроенных членов Верховного суда, Феликс Франкфуртер. Хотя он сходился во мнении с большинством членов суда по главному делу, основанному на акте Смита, но именно он напомнил коллегам и всей нации, что «конституционность не требует от нас чувства меры, чувства юмора или отсутствия страха». Так и получилось: федеральное правительство и судебная власть потрудились применить акт Смита только к Коммунистической партии. Они не удосужились рассмотреть тот факт, что «применение насильственных мер к сторонникам переворота неизбежно заставит замолчать тех критиков, которые к сторонникам переворотов не относятся, поскольку внушит им опасения, что их критические выступления будут истолкованы именно в этом духе. И неважно, насколько твердо мы уверены в том, что предстающие перед нами обвиняемые готовятся свергнуть правительство и дожидаются благоприятного момента; самообманом будет думать, что мы сможем применить к ним меры наказания за их симпатии без того, чтобы увеличить риск для лояльных граждан, которые искренне верят в реформы, отстаиваемые обвиняемыми»⁴⁹. В годы, последовавшие за решением по делу Денниса, а возможно, и в наше время реакция многих сторонников реформ оказалась в точности такой, как предсказывал Франкфуртер, — отказ от политических споров и отстраненность от мятежных движений. Верховенство закона послужило слишком ненадежным буфером против нависшей над ними репрессивной мощи. А порой оно само становилось орудием репрессивной мощи.

В сентябре 1954 года Республиканский фонд создал команду исследователей и журналистов (в нее вошел молодой Майкл Харрингтон) для изучения способов, которыми создавались черные списки сотрудников радио, телевидения и киноиндустрии. Заблудившись в незнакомом лесу, человек порой поднимает с земли камень и обнаруживает под ним целый мир. Вот так и упомянутая команда обнаружила репрессивный мир в самом малозаметном месте. Таковым оказалась «Контратака», издававшийся на четырех страницах еженедельник. Он публиковал имена коммунистов, действующих на территории Соединенных Штатов, и служил источником информации для руководителей студий ТВ и радио при приеме сотрудников на работу и при их увольнении. Издатели «Контратаки» некогда работали в ФБР, но покинули эту организацию, решив, что «усилия нашего правительства по противостоянию коммунистической деятельности провалились вследствие эффективной работы этой пятой колонны». Будучи убежденными в том, что действия вне устанавливаемых правительством рамок более эффективны, они создали некоммерческую консалтинговую организацию под названием «Союз Джона Куинси Адамса»[56] для раскрытия сущности деятельности партии и ее сторонников. Когда эта затея не удалась, была образована коммерческая фирма, которую частным образом финансировали состоятельные антикоммунисты. Эта фирма быстро набрала обороты. Наибольший успех имел специальный репортаж «Красные каналы». В него вошли высказывания 151 человека; все они работали на телевидении и радиовещании и были вовлечены в так называемые «дела коммунистов». Надо полагать, все они были занесены в черные списки. «Красными каналами» руководящие работники средств массовой информации, рекламных агентств и корпоративные спонсоры пользовались настолько часто, что это издание кое-кто стал называть Библией Мэдисон-авеню⁵⁰.

Что же связывает этих проходимцев из ФБР с полосатыми мундирами нью-йоркских полицейских? Коммерсант из Сиракузы Лоуренс Джонсон, владелец сети супермаркетов в северной части штата, был активным общественным деятелем и при этом ярым антикоммунистом. Когда отдельные компании вкладывали средства в теле- или радиопрограмму, в которой участвовали лица, упомянутые в «Красных каналах», Джонсон угрожал созданием антирекламы товарам этих компаний в своих магазинах, где покупателям сообщалось бы, что компании субсидируют «подрывные элементы». Согласно отчету Республиканского фонда Джонсон «не только способствует убедительности „экономических“ аргументов в пользу черных списков. Собственно говоря, он сам и является таким аргументом». Объединенная сила Джонсона и «Красных каналов» оказалась настолько действенной, что один сотрудник радиоиндустрии выразился так: «Я ничего не слышу о ФБР или о генеральном прокуроре. Слышу я только о „Красных каналах“, о Джонсоне из Сиракузы и других персонажах, делающих свой бизнес»⁵¹.

В Америке репрессивный страх нередко принимает такую форму: государство незримо присутствует за кулисами, а роль гражданского общества преувеличивается. Хотя сторонники существующего положения