переучивания. Константин Андреевич, хорошо понимая это, старался действовать в воздухе особенно усердно.
Летчик-инструктор, а им был командир звена Долгополов, ни разу не вмешался в управление машиной. Это создало у Вершинина впечатление, что экзамен выдержан и будет дано разрешение на самостоятельные полеты. Но все оказалось не так. Когда, приземлившись, зарулили на стоянку, комзвена в сердцах сказал:
— Никогда летчиком не станете. Наверное, вам лучше вернуться домой...
Упав духом, Вершинин понуро шел за широко шагавшим Долгополовым, замкнутый вид которого как бы подтверждал: разговор окончен. Наконец Константин Андреевич все же спросил:
— Почему такое безнадежное заключение?
— Став самоучкой, — объяснил наконец Долгополов, — вы испортили себя настолько, что поправить это почти невозможно. Летаете вроде бы гладко, но неправильные действии пошли у вас в привычку. Осмотрительность плохая, за показаниями приборов не следите. По всему видно — КУЛП совсем не знаете...
Действительно, КУЛПом — Курсом учебно-летной подготовки Вершинин раньше почти не пользовался.
— Значит, так, — сменив гнев на милость, заключил комзаена. — займитесь КУЛПом. Через три дня проверю.
На том и закончился неприятный разговор. Настроение у Вершинина чуточку поднялось: перспектива добиться официальной квалификации летчика все же оставалась. Немедленно засел за пресловутый КУЛП. Учил его три дня подряд, мысленно представляя, как надо действовать в воздухе.
И вот последовал вызов к Долгополову.
— В самолет, — неожиданно сказал он. — Программа полета та же, что и в прошлый раз.
Качалось, в голове у Вершинина все перемешалось. Однако, собрав волю, старался делать все на каждом этапе так, NBK говорилось в КУЛПе. Вырулил на старт. Строго по порядку поворачивая голову, он переносил взгляд туда, куда рекомендовалось КУЛПом. Наконец взлетели... Немалых усилий потребовал весь полет — предельная внимательность, любое движение так, как предписывалось Курсом учебно-летной подготовки.
— Какие будут замечания? — спросил Вершинин после полета, вытянувшись по-строевому.
— Теперь дело другое, — одобрительно сказал Долгополов — Наверное, и сами убедились: все становится на свои места...
Когда программа переучивания подошла к концу, на Качу прибыла Государственная экзаменационная комиссии. Возглавлял ее комбриг Иванов, в свое время командовавший эскадрильей в Научно- испытательном институте, где ранее работал и Вершинин. И произошел тогда такой эпизод. В одном из полетов экипажи эскадрильи Иванова потеряли ориентировку. Вершинину поручили расследовать это летное происшествие; в результате комэск получил взыскание. А теперь он председатель Государственной комиссии, перед которой Вершинин держит экзамен на звание военного летчика.
Примерно через полчаса комбриг подошел к машине Вершинина. Константин Андреевич приготовился услышать вопросы, связанные с прежней службой в Научно-испытательном институте. Но комбриг коротко сказал:
— Помню вас. Садитесь в кабину. Запуская мотор, Вершинин спросил:
— Какое задание?
— В воздухе, — сухо ответил экзаменатор. Взлет, круг над аэродромом, выход в зону Вершинин выполнил чисто. После нескольких пилотажных фигур, сделанных тоже гладко, Иванов скомандовал:
— Два правых витка!
— Есть, — ответил Вершинин и тут же резко свалил машину в правый штопор. Ввод, энергичность штопора и вывод из этой фигуры получились безупречными. А проверяющий подал еще одну команду:
— На посадку, расчет из зоны. Вершинин посмотрел вниз: высоты хватит. Только бы никто не помешал на «коробочке» — во время полета над аэродромом, да и на самой посадке.
Круг левый. Последний разворот. Расчет удался! Р-5 приземлился точно у посадочного знака. Зарулили на стоянку, вышли из кабины. Минута, наступившая перед тем как должны были последовать замечания проверяющего, показалась Вершинину чуть ли не часом. И наконец:
— Все отлично. Поздравляю!
Сняв шлем и подставив лицо свежему ветру, дувшему с моря, Вершинин долго смотрел в раскинувшееся над головой синее небо. Там, в солнечных глубинах, перед ним открывалась широкая дорога...
В канун суровых испытаний
Возвратившись с дипломом военного летчика, Константин Андреевич с еще большим успехом продолжал работать в должности комэска. Он освоил все типы самолетов, имевшиеся я эскадрилье, в том числе и двухмоторный бомбардировщик СБ. В августе 1938 года Вершинина назначили помощником начальника курсов по летной части. На этой должности Константин Андреевич старался как можно шире использовать для совершенствования слушателей опыт авиации но время боев в далекой Испании, на озере Хасан, на Халхин-Голе и Карельском перешейке.
Выпуск следовал за выпуском. Служебные успехи не могли не радовать Вершинина, получившего звание полковники. Но неожиданно служба омрачилась неприятным эпизодом.
Согласно плану авиационных учений была подготовлена группа самолетов к перелету в Москву. Руководитель метеослужбы заверил и начальника курсов, и Вершинина, что Погода на маршруте неплохая. Решили выпустить экипажи в воздух. И все же Вершинин предупредил летчиков: в случае уменьшения высоты облачности возвращаться на свой аэродром. Стал накрапывать дождь. Константин Андреевич предложил начальнику курсов вернуть экипажи, пока не поздно. Но метеоролог снова заверил: в районе Москвы погода хорошая.
Однако при подходе к столице условия полета резко ухудшились. Пять бомбардировщиков в пункт назначения не прибыли. Было от чего взволноваться! Вершинин полетел на поиски потерявшихся экипажей. Вскоре выяснилось: два приземлились благополучно, три потерпели аварии.
Эти летные происшествия стали горьким уроком. И хотя после обстоятельного разбора случившегося никаких претензий к Вершинину не предъявлялось, Константин Андреевич не переставал казнить себя за происшедшее, думал о том, как поставить дело, чтобы полностью исключить аварии. Став вскоре начальником курсов, Вершинин сделал заботу о безаварийности делом всего летного и технического состава. Напоминал о том ежедневно на командирских совещаниях и разборах полетов, на партийных собраниях, призывал эффективно внедрять опыт тех, кто летал без поломок и аварий.
Вершинин требовал от подчиненных безупречного следования всем правилам летной службы. Активную поддержку в этом оказывала ему партийная организация курсов. Коммунисты, возглавив в подразделениях социалистическое соревнование за безаварийную летную службу, создали обстановку нетерпимости к любым отклонениям от требований уставов и наставлений.
Константин Андреевич считал, что в эскадрилье — основном летном подразделении курсов, где слушатели повышали квалификацию, — строгое следование уставным положениям необходимо вдвойне, втройне. Именно на курсах, во время учебных полетов у каждого слушателя, независимо от его стажа, должны вырабатываться четкое понимание требований летных правил, органическая потребность в их неукоснительном соблюдении. Начальник курсов при оценке успехов слушателей был тверд: любые нарушения дисциплины отражались на общем балле за летную подготовку.
Много внимания уделял Вершинин изучению слушателями авиационной техники, как отечественной, так и зарубежных стран. Сам с усердием инженера разбирался во всех особенностях бомбардировщиков и истребителей разных типов, ездил в Москву, посещал Научно-испытательный институт Военно-Воздушных Сил, родную «Жуковку», чтобы своевременно узнавать о последних новинках. Не случайно, когда прибыли пикировщики конструкции В. М. Петлякова — Пе-2, первые занятия по ним провел начальник курсов.
