создавало подходящую атмосферу для превращения идей в мелодии, но, как правило, грустные.

Она осознавала, что между ее живой натурой и меланхоличной тональностью ее песен существует резкий контраст. «Я писала много веселых песен, но, похоже, публика предпочитала мои более печальные мелодии», — говорит она. Это подтвердилось, когда она записала одну из своих наиболее бойких композиций. Песня «Tag min hand lat oss bli vanner» («Возьмемся за руки») пролежала на полке несколько месяцев и в конечном итоге была использована для второй стороны сингла.

Хотя дух творческого созидания бил у Агнеты через край, большинство ее записей, последовавших за первым альбомом, несли на себе печать влияния Дитера Циммермана и его команды — а их не интересовали ее песни. Весной и летом 1969 года она выпустила еще два сингла в Западной Германии. Один из них, «Concerto d'amore», ненадолго появился в чартах. В июне она приняла участие в конкурсе шлягеров в Берлине с песней Дитера «Wer schreibt heut' noch Liebesbriefe» («Почему любовь сегодня пишет письма»), но не дошла до финала.

Даже в Швеции почти все песни, выпускавшиеся Агнетой, являлись композициями Дитера, к которым она писала тексты. С позиций сегодняшнего дня вполне очевидно, что влияние на ее творчество немцев вообще и Дитера в частности носило откровенно отрицательный характер. В Западной Германии пластинки Агнеты так и остались незамеченными, а в Швеции лишь один ее сингл ненадолго попал в Svensktop- реп. Этот небольшой успех выпал на долю песни «Fram for svenska sommaren» («Перед началом шведского лета»). Весьма примечателен комментарий Агнеты по этому поводу десятилетие спустя: «Неужели я когда-то записала это? Некоторые вещи не оставляют в памяти никакого следа».

Ее отношения с Дитером, основывавшиеся на любви и музыкальном творчестве, довольно быстро дали трещину. Минуло шесть месяцев после помолвки, а они все еще не могли решить, где им жить. «Дитер настаивал, чтобы я переехала в Германию, а мне не хотелось. Он с таким же успехом мог бы переехать в Швецию», — говорит Агнета. Никто не желал уступать.

К тому же Агнету стал угнетать диктат Дитера в работе. Карл-Герхард Лундквист вспоминает, что Агнета принадлежала к той категории исполнителей, которые точно знают, какие песни они хотят записывать, а какие нет. «Я встречался с Дитером Циммерманом пару раз, и он произвел на меня приятное впечатление. Но было совершенно очевидно, что именно он решает, какие песни следует записывать».

Разрыв становился неизбежным, а физическая дистанция не способствовала стремлению к компромиссу. «Мы виделись редко и поэтому ревновали и подозревали друг друга. Нам никак не удавалось договориться о дате свадьбы, но мы приобрели кое-какие вещи для нашего будущего дома. Но спустя некоторое время мы поняли, что нам лучше разорвать помолвку. Поначалу я переживала: все же нас кое- что связывало».

К весне 1969 года Агнета вновь стала свободной и благодаря этому получила возможность принимать самостоятельные решения. Она продолжала писать песни, и ее даже иногда просили сочинять материал для других исполнителей. Певец Ханс Смедберг, новый клиент Cupol Records, записал одну из ее песен на своем дебютном сингле. Летом Агнета планировала отправиться в тур по Народным паркам вместе со Смедбергом и известным комиком.

4 мая она должна была начать сниматься в телевизионном шоу. Среди его участников было несколько популярных шведских исполнителей того времени. Но одно имя в списке заставило забиться ее сердце. Судьба дарила ей возможность довольно длительного общения с Бьерном Ульвеусом.

На первый взгляд, вторая половина 60-х была для Hootenanny Singers периодом сравнительного процветания. Личные планы членов группы на будущее не мешали им ездить в туры и выпускать хиты. Четверо молодых людей, как и прежде, были хорошими друзьями, но если некогда они представляли собой сплоченный коллектив, то теперь все явственнее прослеживалась тенденция к взаимному отдалению. Что касается Бьерна Ульвеуса, он был полон решимости в любом случае остаться в музыкальном бизнесе. «Мне очень хотелось, чтобы все это продолжалось, — говорит он, — Помнится, сидя в автобусе, везущем нас на выступление, я думал: «Это не может кончиться, мы должны записать еще один хит, и тогда продержимся еще сезон».

Осенью 1967 года, когда остальные члены группы учились в разных городах юга Швеции, Бьерн окончательно перебрался из Вестервика в Стокгольм. Он начал изучать экономику, статистику и право в Стокгольмском университете, поселившись вместе с Хансом (Беркой) Берквистом в съемной однокомнатной квартире в центре городе. Учеба мало увлекала Бьерна, и его переезд в столицу был связан, главным образом, со стремлением находиться поближе к инфраструктуре музыкальной индустрии. Он как никогда горел желанием работать в студии, чего нельзя было сказать об остальных членах Hootenanny Singers.

Их версия хита «Green Green Grass Of Ноmе», записанная в начале 1967 года, стала поворотным пунктом в истории группы. Стиг и Бенгт решили, что песни подобного стиля помогут Hootenanny Singers обрести себя и поддержать свой престиж. Бьерн, признававший коммерческие перспективы этого направления, поддержал их, и до конца десятилетия они записывали в основном кавер-версии хитов американской поп-музыки и кантри.

Тони Рут и Юхан Карлберг отнеслись к этим переменам с безразличием — по крайней мере, они не высказывались против, — но Ханси Шварц встретил их в штыки. В студии часто возникали ожесточенные споры. «Ханси считал, что я придаю слишком большое значение коммерческой стороне творчества и что нам следует сохранить прежний стиль, — говорит Бьерн. — Но он оказался в одиночестве, поскольку Тони и Юхана это ничуть не волновало, а Стиг и Бенгт были на моей стороне».

В принципе, Ханси не возражал против увлечения Бьерна поп-музыкой, но полагал, что Hootenanny Singers должны оставаться преимущественно фолк-группой. Напряжение достигло предела, когда Стиг предложил записать песню, одно упоминание которой вывело Ханси из себя. Он пригрозил уйти, и от этой идеи пришлось отказаться. «Однако я был одинок в своей борьбе и, разумеется, потерпел поражение;!- говорит Ханси. — Мне было очень грустно. В некоторых из этих записей я даже слышал в своем голосе меланхоличные нотки».

Тем не менее связь с музыкальными корнями Hootenanny Singers сохранялась, и в каждый альбом включались несколько фолк-номеров вроде «The Long Black Veil» и «Greenback Dollar» — главным образом для того, чтобы подсластить для Ханси горькую пилюлю. Вполне естественно, что по мере смещения стилистики группы в сторону кантри и шлягеров один лишь Бьерн работал в студии с подлинным энтузиазмом.

Тем временем за микшерным пультом в Metronome Studio появился новый инженер с румяным лицом. 23-летний молодой человек пришел сюда незадолго до начала записи альбома Hootenanny Singers 1967 года «Civila». Майкл Б. Третов, которому впоследствии суждено сыграть важную роль в истории Abba, вспоминает: «Единственным человеком, работавшим понастоящему, был Бьерн. Остальные жевали сэндвичи, пили пиво и листали порножурналы. Бьерн пытался их расшевелить, не уставая повторять, что нужно делать дело. Было видно, что он получает от работы в студии истинное удовольствие».

Несмотря на отсутствие интереса к работе у остальных членов группы, несколько их кавер-версий американской поп-музыки и кантри стали хитами. Наибольшего успеха достигла «Borjan till slutet» (шведская версия песни «Almost Persuaded»), вошедшая в Top Five, в которой сохранился прежний дух группы.

Репертуар из кантри-баллад вполне соответствовал тому направлению, которого придерживалась в то время группа. Во многих отношениях американская музыка кантри была близка к европейской шлягерной музыке. И для той и для другой были характерны незатейливые, почти народные мелодии с сентиментальными аранжировками и тексты, посвященные обыденным заботам простых людей. Спустя несколько лет на вопрос американских журналистов, какое определение они дали бы понятию «шлягер»,