делах, пока что в отношениях с нами с первых же шагов она идет, к сожалению, по дороге, проторенной Картером.

Нас нельзя сравнивать с администрацией Картера, живо отреагировал Хейг.

К сожалению, такое сравнение напрашивается, продолжал я. Не так следует начинать отношения новой администрации с нами, если она действительно хочет улучшения этих отношений, а не ищет поводов к публичной конфронтации. Это особо относится к сегодняшней пресс-конференции Рейгана и его крайне враждебному высказыванию об СССР, которое было воспринято как программное заявление. По этому поводу я могу выразить лишь свое большое сожаление и даже недоумение: как же президент собирается вести дела с нами? Беспрецедентное заявление Рейгана, безусловно, произведет самое плохое впечатление на советское руководство и, думаю, вызовет у него сильное негодование (на первой же пресс-конференции новый президент заявил, что советские лидеры „сами присвоили себе право совершать любые преступления, лгать и обманывать'. -А.Д). Зачем все это делается? Зачем задается такой развязный тон в самом начале деятельности новой администрации? (Откровенно говоря, я действительно был озадачен этим яростным антисоветским выпадом нового президента.)

Хейг ответил, что президент только что звонил ему и, рассказывая об этой пресс-конференции, заявил, в частности, что сказанное им о СССР не имело целью кого-либо обидеть в Москве, а было лишь выражением его глубоких убеждений.

Заметил Хейгу, что это его „разъяснение' лишь усугубляет положение.

На этом встреча с новым госсекретарем закончилась. На беседе в отличие от практики его предшественников (когда разговор, как правило, шел наедине) присутствовали заместитель госсекретаря Вест и заведующий советским отделом Джерман. Прощаясь, Хейг сказал, что сенатор Перси предлагает встретиться у него дома за ужином втроем для сугубо неофициальной и свободной беседы по советско- американским делам. Я принял приглашение. В целом из первой официальной беседы с Хейгом я вынес убеждение: приход новой администрации предвещает нелегкие времена.

Политбюро рассмотрело 11 февраля складывающуюся ситуацию. В связи с тем что США ознакомили своих союзников с содержанием нажимного письма Хейга Громыко, которому придавался своего рода программный характер, было решено информировать о письме Хейга и нашем ответе на него руководство стран Варшавского договора, Кубы, Вьетнама, Монголии и Афганистана.

Кроме того, поскольку госдепартамент США дал утечку в печать целенаправленной информации о письме Хейга, было принято необычное решение — сделать наш ответ тоже достоянием гласности в США. В этой связи посольству в Вашингтоне было поручено опубликовать в виде пресс-релиза посольства ответное письмо госсекретарю США, сопроводив его ссылкой, что делается это в связи с тем, что содержание письма Хейга было предано гласности американской стороной.

Так, приход к власти новой администрации с самого начала ознаменовался публичной пропагандистской перепалкой между правительствами СССР и США. Конфиденциальность общения исчезла. Это не предвещало в будущем ничего хорошего.

Первые шаги Рейгана вызвали беспокойство у либеральной части американских законодателей. Сенатор-республиканец Хэтфилд, либерал и сторонник ограничения вооружений, председатель сенатского комитета по ассигнованиям, рассказал мне, что в Белом доме и в сенате в целом сейчас „какое-то общее сумасшествие' по поводу „русской угрозы'. Однажды такая истерия захлестнула страну в связи с победой коммунистов в Китае. Сейчас у всех на языке лишь „советская военная опасность'. Этим активно пользуется военно-промышленный комплекс. Президент, находясь под очень сильным влиянием крайне реакционного калифорнийского окружения, своими заявлениями всячески подогревает обстановку.

На ужине в доме у сенатора Перси 5 февраля беседа с Хейгом затянулась за полночь. Новый госсекретарь по ходу беседы прямо сказал, что Рейган „безоговорочно' связал себя с курсом на резкое увеличение военных расходов. Это приоритет во внутренней и внешней политике администрации, ибо она полна решимости ликвидировать „отставание США' в этой области от СССР.

На вопрос, как это связать с заключенными с нами администрацией Картера соглашениями, в которых говорилось, в частности, что в области стратегических вооружений существует примерный паритет между СССР и США, Хейг нехотя признал, что такой паритет сейчас действительно есть. Однако он тут же заявил, что советская военная машина, по их мнению, взяла уже такие темпы, что к концу президентства Рейгана она далеко обгонит военную мощь США, если срочно не принять контрмеры (никаких Данных или цифр он, разумеется, не приводил в подкрепление своих Утверждений).

Госсекретарь дал ясно понять, что вопрос о возможных переговорах по ограничению стратегических вооружений не занимает сколько-нибудь серьезного места в планах администрации. „Сначала — запуск широкой программы перевооружения, затем будет видно' — таков был фактический смысл его откровенных высказываний.

Хейг был достаточно прямолинеен в изложении принципиального подхода администрации Рейгана к советско-американским отношениям, составной частью которого фактически и явилась недавняя серия враждебных нам заявлений руководителей администрации. Я лично сожалею, сказал Хейг, по поводу допущенного президентом не совсем удачного подбора слов, но это было сделано им неумышленно. Смысл же того, что он чувствует и что он хотел сказать открыто, передан им достаточно точно: „администрация не может вести, как обычно, дела с Советским Союзом, как если бы ничего не произошло'.

Как бы поясняя, Хейг сказал, что Рейган не может смириться „с установившейся практикой', когда СССР прямо или косвенно использует „подставные фигуры' для достижения своих целей. Особенно „возмутили' Рейгана действия Кубы по разжиганию гражданской войны в Сальвадоре, Никарагуа.

Я прямо спросил Хейга, означает ли все сказанное им, что администрация Рейгана вообще сейчас не заинтересована в ведении какого-либо конструктивного диалога с нами, в дипломатических средствах вообще, а будет по-генеральски сводить все дело к гонке вооружений, надеясь оказать на нас соответствующий нажим? Неужели они всерьез верят в успех такого подхода?

Госсекретарь ответил, что в принципе они не против диалога с нами, хотя для подготовки к нему им потребуется время. Пока трудно точно сказать, сколько именно. Вместе с тем он вновь увязывал возможность достижения с нами тех или иных конкретных договоренностей „с общим поведением' Советского Союза (которое они сами же будут оценивать).

Хейг отклонил предложение сенатора Перси (он участвовал в этой части беседы) быстрее начать обмен мнениями между обоими правительствами по проблеме ограничения стратегических вооружений, мотивируя это тем, что для выработки позиции администрации потребуется немало времени.

По его словам, „общая обстановка сейчас не благоприятствует' и другому предложению Перси, чтобы сенат проявил в данный момент инициативу, одобрив два давно подписанных соглашения: соглашения 1974 года о запрещении подземных испытаний выше определенного уровня и 1976 года о мирных ядерных взрывах. „Подобная ратификация сейчас была бы ложным сигналом', — сказал он.

Хотя внешне он держался со мной как старый знакомый, его высказывания явно носили характер нажима. Администрация, судя по всему, не считала, что какие-либо позитивные шаги в наших отношениях отвечают ее интересам, не желала, по выражению самого же Хейга, подавать „ложные сигналы' своему народу сейчас, когда от него требуют немалых жертв, связанных с резким ростом военных расходов. У администрации не было никакого интереса к разоруженческим вопросам.

Через несколько дней у меня на обеде был Стессел, бывший посол США в Польше, СССР и ФРГ. Рейган назначил его на высший профессиональный пост в госдепартаменте — заместителем госсекретаря по общим политическим вопросам. Мы с ним были хорошо знакомы еще с 1952 года, когда я был советником посольства в Вашингтоне, а он — заведующим советским отделом госдепартамента. В целом у нас с ним сложились дружественные отношения.

Из достаточно откровенных высказываний Стессела можно было отметить следующее: у Рейгана „весьма своеобразное' представление об СССР и его внешней и внутренней политике. На корректировку этого представления потребуется определенное время, возможно, довольно долгое. Сейчас Рейган искренне