политическим натиском правых кругов во главе с Рейганом. 8. Наконец политика ограничения эмиграции из СССР, преследование диссидентов и связанные с этим эксцессы, получившие громкий общественный резонанс на Западе, наносили большой ущерб делу разрядки. Значительная часть американских либералов, обычно выступавших за ограничение гонки вооружений, за ослабление напряженности в советско- американских отношениях, т. е. бывших до этого нашими естественными союзниками, стала де-факто смыкаться — на основе неприятия такой советской политики в области прав человека — с противниками разрядки. Последним во главе с сенатором Джексоном удалось таким образом создать достаточно широкую коалицию сил, чтобы остановить процесс разрядки на торгово-экономическом направлении, а позднее, во второй половине 70-х годов, вообще в советско-американских отношениях в целом. Отсутствие широких контактов между парламентами и общественностью обеих стран, а также в торговых, культурных и научных областях препятствовало формированию материальной и социально-политической базы разрядки, а также способствовало разительной неосведомленности друг о друге, а подчас и об истинных мотивациях их действий. Это мешало поискам развязки в весьма эмоциональной для обеих стран сфере — вокруг проблемы прав человека — и нейтрализации многих стереотипов „холодной войны'. Наоборот, непонимание друг друга лишь усиливалось. Росла консолидация противников улучшения отношений с СССР.
9. Важным фактором в подрыве разрядки в советско-американских отношениях играло то обстоятельство, что она все больше зависела от развития процесса ограничения стратегических вооружений, т. е. она имела сравнительно узкую базу для развития сотрудничества. В известном смысле это было неизбежно, ибо до 1972 года отношения между сверхдержавами концентрировались на ядерных вопросах (Договор о запрещении ядерных испытаний, Договор о нераспространении ядерного оружия, Договор по ПРО и ОСВ-1). Но в период 1972–1974 годов СССР и США расширили эту область, включив три новые сферы: другие формы контроля над вооружениями (венские переговоры по ограничению вооруженных сил и вооружений в Европе), торговлю и регулирование отношений в период кризисных ситуаций. К сожалению, на венских переговорах в этот период не было достигнуто какого-либо прогресса. В экономической области существенный удар был нанесен конгрессом в январе 1975 года; дальнейшие попытки с обеих сторон найти компромиссное решение в вопросе о предоставлении Советскому Союзу режима наибольшего благоприятствования не имели успеха. Что касается регулирования кризисных ситуаций, то в различные моменты в течение 1974–1976 годов обе сверхдержавы вели себя так, как если бы вообще ими не был подписан в 1972 году в Москве на встрече на высшем уровне важный документ: „Основы взаимоотношений между СССР и США'. Если бремя ответственности за нарушение принципов этих взаимоотношений в Африке лежало в основном на Москве, то на Ближнем Востоке, в антисоветских поощрениях Китая — на Вашингтоне. В целом же в глобальном масштабе дипломатия обеих стран не смогла найти путей, как жить при сохраняющихся, разногласиях по разным вопросам, не нанося серьезного ущерба важным стратегическим направлениям взаимоотношений между обеими странами, т. е. делу разрядки. Отсутствие более откровенного обмена мнениями и сотрудничества в преодолении разногласий лишь усугубляло положение вещей.
Когда, например, переговоры по ограничению ядерных вооружений стали заходить в тупик из-за общего ухудшения политической атмосферы, то и разрядка оказалась обреченной.
10. Отсюда общий вывод: военная разрядка не могла существовать одна без разрядки политической. А отсутствие прочного политического консенсуса в США в пользу поддержки разрядки явилось одной из основных причин ее неудачи. В целом же значение разрядки в 70-е годы не следует недооценивать. Она прежде всего показала всему миру отсутствие фатальной неизбежности непрерывного конфронтационного противостояния двух сверхдержав, двух социально-политических систем. Она значительно уменьшила риск ядерного столкновения. В этот период были заключены важнейшие соглашения и достигнуты серьезные договоренности по военным вопросам. Процесс переговоров по ограничению стратегических вооружений, как позже и других вооружений, все прочнее, хотя с колебаниями и задержками, входил в повестку дня отношений обеих держав. Все это было, несомненно, успехом как американской, так и советской внешней политики. Но, к сожалению, в целом разрядка 70-х годов оказалась не только неполной, но и непрочной, недолговечной.
Остановимся теперь на политике Советского Союза.
При достаточно искренних и настойчивых попытках нашей дипломатии наработать определенный минимум доверия в отношениях с США, добиваться ослабления международной напряженности, ограничения и сокращения вооружений эта политика сталкивалась с немалыми внутренними препятствиями как политико-идеологического, так и военно-практического порядка, сильно вредившими ей.
Мы уже упоминали некоторые из них. Прежде всего — излишняя заидеологизированность нашей внешней политики. Это проявлялось, в частности, в нашем идеологическом противостоянии, в нашей бездумной вовлеченности в далекие от нас региональные конфликты во имя выполнения „интернационального долга' в отношении других народов, что сопровождалось растущими подспудными великодержавными устремлениями советского руководства и было чревато неизбежными — и, к сожалению, ненужными — осложнениями в отношениях с США. Главное мы стали создавать опасный прецедент и непосредственно втягиваться в военные действия в странах „третьего мира', подрывая существо разрядки. Можно прямо сказать, что международная разрядка 70-х годов во многом была похоронена на полях нашего соперничества в „третьем мире', хотя советские лидеры были не в состоянии (или не хотели) это понять.
В руководящих кругах СССР считали, что эти региональные конфликты носят побочный, второстепенный характер и что их можно будет как-то изолировать от основных вопросов отношений с США, например, от переговоров по ОСВ (справедливости ради надо сказать, что все это в немалой степени относилось и к политике администраций Никсона-Форда-Картера, например, на Ближнем Востоке, где американская дипломатия настойчиво добивалась исключения советского влияния и советского участия в ближневосточном урегулировании).
Крупным негативным фактором, постоянно осложнявшим отношение с США и процесс разрядки, было нарушение прав человека в СССР (вопросы эмиграции и диссидентства). Постановка таких вопросов неизменно встречалась советским руководством (и соответственно советскими дипломатическими представителями за рубежом) в штыки, крайне болезненно и рассматривалась как недопустимое вмешательство во внутренние дела СССР. Это усиливало в США не только враждебность в отношении СССР, но и восприятие общественностью советского строя как „империи зла', с которой немыслимо мирно сосуществовать или проводить совместную политику разрядки. Не случайно крайние консерваторы размахивали лозунгом „лучше быть мертвым, чем красным'.
Еврейские круги США, которые особенно активно будоражили проблему прав человека, добивались свободы эмиграции из СССР, чему упорно противодействовало советское руководство (тут немалую роль в начале играли идеологические причины: как это так, уезжать из социалистического общества, лучшего в мире?). Наши отношения с еврейской общиной приобрели конфронтационный характер, особенно когда под ее влиянием американский конгресс отказал Советскому Союзу в предоставлении режима наибольшего благоприятствования в торговле. Из-за проблемы эмиграции влиятельные еврейские круги в США играли резкую оппозиционную роль по любым вопросам дальнейшего развития советско-американских отношений. А это в значительной степени сказывалось на американских средствах массовой информации.
Я до сих пор убежден: если бы мы вовремя сняли этот конфликт с еврейскими кругами, то тем самым во многом способствовали бы и развитию процесса разрядки с США. Я несколько раз ставил этот вопрос перед высшим советским руководством, включая Брежнева и Громыко. Однако их позиция была иррациональна: по существу самого вопроса они давали невразумительный ответ, сопровождавшийся раздраженными комментариями о том, что „нельзя уступать нажиму сионистов и позволять им вмешиваться в наши внутренние дела'. Тезис „права человека — это исключительно наше внутреннее дело' долго и упорно главенствовал в нашем руководстве.
Отрицательным фактором была и недооценка советскими руководителями роли американского конгресса во внешней политике США. Здесь сказывалось прежде всего их неуважение к собственному парламенту, который штамповал все решения партийного руководства. Соответственно в Москве считали, что главное и чуть ли не решающее значение имела только договоренность с президентом, поэтому не
