и стали ее пытать. Схватили они и служанку и мучили больную девушку до тех пор, пока несчастная не испустила дух. Вот что творят шведы на датской земле. Только не пытайтесь говорить мне, что этого не было, потому что я видел это собственными глазами.

— Я тоже, — сказал Кернбук.

— Девушка эта моя сестра, — продолжал Ивер, — а люди, которые ее убили, носили такую же форму, как вы, — желтый мундир и синюю перевязь!

— Что же было дальше?

— Что дальше? Об этом я хотел рассказать вам позднее, когда вы выведете нас за шведскую линию. Но раз вы спрашиваете: «Что же было дальше?»— я отвечу вам хоть сейчас. Когда палачи покинули усадьбу, в ней остался один человек. Он опустился на колени, прочел «Отче наш», помолился за покойницу, а потом поклялся всемогущему богу, что ни один швед, который носит желтый мундир и синюю перевязь, не уйдет живым из его рук. Поняли? Поклялся в этом спасением своей души.

— Понял, — сказал Кернбук. — Как не понять.

— Сами видите, такую клятву нарушить нельзя.

— Еще бы. Продолжай.

— Да, пожалуй, продолжать-то нечего, — сказал Ивер, и голос его задрожал от ненависти. — Как только наши люди очутятся в безопасности и разбредутся кто куда, а мы останемся с вами вдвоем, я вставлю вам в ухо дуло пистолета и выстрелю. Потом засыплю вас снегом и буду утешаться тем, что сдержал свою клятву, как честный человек.

— Честным человеком, приятель, я называю лишь того, кто равно справедлив как к друзьям, так и к врагам, а ты не был справедлив, рассказывая эту историю.

— Почему?

— Потому, что ты кое-что забыл.

— Что же именно?

— Когда шведские офицеры притащили на допрос больную служанку, один человек вышел вперед и сказал: «Вы хотите совершить подлый поступок, друзья! Он недостоин шведского офицера».

— Правда, — прошептал Ивер, и голос его дрогнул.

— Этот человек заслонил собой несчастную девушку и, обнажив шпагу, пригрозил заколоть первого, кто осмелится прикоснуться к ней. Но офицеры были пьяны и не послушались его, они набросили ему на голову простыню и выволокли из комнаты.

— Правда, — снова шепнул Ивер. — И этот человек?..

— Был я.

— Вы?

— Разве ты не узнаешь моего голоса? — дружелюбно спросил Кернбук.

Ивер хотел что-то ответить, но только» помотал головой.

— А чтобы ты в другой раз не судил так сурово моих земляков, я хочу сказать тебе, что среди тех, кто совершил это подлое убийство, не было вообще ни одного шведа. Весь наш полк состоит из немцев- наемников, которых король завербовал во время отступления из Польши. Это жалкие отбросы, честь и родина умещаются для них в их кошельке, они следуют за армией так же, как вороны, — ради добычи.

— Верно, верно! — сказал Ивер. — Теперь я узнаю ваш голос. Вы заступились за бедняжку Софи. Спасибо, спасибо вам, капитан!

Ивер схватил руку капитана и, несмотря на протест Кернбука, поднес ее к губам.

Меж тем капитана и Ивера нагнал Абель.

— Мне кажется, за нами кто-то идет, — шепнул он.

Ивер остановился, приложил ухо к земле и прислушался.

— Да! — воскликнул он. — Я слышу стук копыт. Снег заглушает шаги, но все же я слышу, что всадники приближаются; должно быть, они напали на наш след, иначе они не скакали бы рысью.

— Как ты намерен поступить? — спросил Кернбук.

— Что-нибудь придумаю, — ответил Ивер. — Вы свободны, капитан. — С этими словами он схватил руку капитана, пожал ее и добавил вполголоса: — Когда будете читать вечернюю молитву, помолитесь заодно и о душе бедняжки Софи. И да хранит вас бог!

Потом он шепнул несколько слов своим спутникам, и маленький отряд быстро и бесшумно стал спускаться в ложбину между холмами, которая тянулась до самого залива. Капитан постоял, глядя вслед энгам, потом повернулся и зашагал в противоположном направлении по дороге, которая вела к Юнгсховеду.

А Ивер между тем привел свой отряд к берегу залива и, повернувшись к энгам, сказал:

— Похоже, что дело наше плохо, но все же у нас еще есть надежда одурачить шведов. Вон там впереди, как раз против входа в бухту Престё, темнеет небольшой островок, шведы зовут его Мадернё. У берегов его так глубоко, что дна не увидишь, и лишь с одной стороны, той, что обращена к побережью, до островка в любую пору можно добраться вброд, почти не замочив ноги. Идите за мной гуськом. Только смотрите не сворачивайте в сторону. Хоть бухта нынешней зимой и замерзла, течение взламывает лед, а после оттепели на прошлой неделе лед и вовсе подмыло. Идите вперед вон на тот огонек — это светятся окна постоялого двора в Таппернойе, скоро мы доберемся до места. А там пусть шведские конники попробуют нас догнать. Идем, Ане-Мария. Мальчугана давай мне. Ты уж, поди, устала нести его на руках.

Ивер взял ребенка на руки и первым ступил на лед.

Через некоторое время маленький отряд добрался до островка, покрытого огромными валунами, между которыми пробивались вереск и песчанка, а кое-где из-под снега выглядывали и кусты терновника. Хотя весь залив Престё, насколько хватал глаз, был покрыт коркой льда, время от времени было слышно, как подо льдом плещут волны, но энгов это уже не тревожило — они ступили на берег островка.

— Ну вот, благодарение богу, мы спасены! — воскликнул Ивер, усевшись на камень. — Под ногами у нас твердая земля. Теперь и шведская пуля нас не достанет, а этого я, по правде сказать, боялся больше всего. Разбредемся же по островку, и не бойтесь немножко пошуметь: пусть шведы услышат наши голоса, может, нам удастся заманить их на лед.

— Сдается мне, — сказал один из энгов, — весь их отряд собрался у подножия прибрежных холмов возле Ронеклинта. Когда мы проходили мимо, я слышал, как там заржал конь.

— Ясное дело, это они! — с торжеством воскликнул Ивер. — Они наверняка видели нас и теперь держат совет, идти ли им по льду. Надо заставить их решиться на это.

Он взял пистолет, взвел курок и выстрелил. Выстрел отозвался раскатистым эхом среди холмов на берегу. И в ту же минуту энги увидели, как темная масса шведов, вытянувшись длинной цепочкой, ступила с берега на лед и двинулась к островку. Ивер сидел на камне, подавшись всем телом вперед. Его маленькие глазки, казалось, хотят просверлить темноту.

— Ивер! — воскликнула Ане-Мария. — Что мы станем делать, если они придут сюда?

— Они не придут, милая Ане! — ответил он уверенно и серьезно. — Всемогущий бог вырыл пропасть между нами и нашими врагами, и ни одному из шведов ее не перейти.

— Но они приближаются, они скачут, их много. Я слышу их голоса!

— Я тоже, — ответил Ивер. — Но разве ты не слышишь, Ане-Мария, еще один голос? Это заговорил лед. Молись, Ане-Мария, за упокой души наших врагов.

Ивер еще не закончил своей фразы, как глухой, свистящий вздох разнесся по поверхности льда. Всадники остановились, казалось, они колеблются — некоторые повернули коней к берегу, но было уже поздно» Лед затрещал, раздались пронзительные крики. Лошади ржали, лед прогибался под их копытами, с треском разламывался, всадники звали на помощь, они барахтались в воде и уходили под лед. А на острове Ивер и его товарищи, потрясенные, молча следили за этой сценой…

Меж тем Свен-Предводитель, проводив своих товарищей, долго смотрел им вслед, пока спина последнего из них не исчезла в ночной тьме. Тогда он запер дверь, а потом закрыл окно ставнем, чтобы с улицы не было видно света.

— Теперь и мне надо убираться отсюда, пока шведы не нагрянули в дом, — заметил он вслух. — Вокруг все тихо, остальные спасены, капитан их не выдаст, поскольку Ивер не спускает с него глаз, и никто не видал, как они вышли отсюда.