продовольствие и занимать вас разговором, чтобы сократить время до вашего отъезда. Вы можете прогуливаться по этим пещерам, но я не советую вам выходить из них, так как это не совсем безопасно для вас. Я оставил здесь вашу одежду, — продолжал он, указывая на груду платьев различных фасонов и величины, которыми был завален весь угол пещеры, — для того чтобы каждая из вас могла найти во всякое время то, что ей нужно. Никто из людей моего отряда не будет беспокоить вас, и только я иногда приду узнать, в каком состоянии вы находитесь, да эти два мои товарища, которые взяли на себя труд снабжать вас продовольствием, дровами, водою, освещением и всем необходимым. Помещение ваше, правда, далеко не комфортабельное, оно даже печально, но зато безопасно; повторяю вам, что через несколько дней вы оставите его и возвратитесь к своим семействам. Итак, вы будете с терпением ожидать, не правда ли?

— О да, милостивый государь!

— Мы совершенно счастливы!

— Благодарим вас от всего сердца!

— Наша признательность к вам будет беспредельна!

— Бог наградит вас!

Выражения признательности невольно вырвались у этих несчастных, измученных душевной скорбью созданий, сердца которых так внезапно переполнились радостью.

— Хорошо, хорошо! — прервал их Валентин. — Теперь желаю вам хорошего аппетита! Пейте, ешьте и не думайте ни о чем! Скоро ваши заветные желания исполнятся!

Поклонившись бедным невольницам, которым он принес надежду и счастье и которые теперь толпились вокруг него с выражением радости и упования, Искатель следов удалился, оставив Кастора и Бальюмера раздавать завтрак.

Охотники между тем уже проснулись и были прилежно заняты своими утренними работами: одни чистили лошадей, помещенных в отдельной пещере, другие отправились искать воды и сухих дров, наконец, третья деятельно хлопотали о приготовлении завтрака.

Когда вошел Валентин Гиллуа, все с еще большим усердием занялись каждый своим делом.

Появление Искателя следов было встречено единодушным восклицанием; каждый спешил пожать ему руку и пожелать доброго утра.

Валентин отвечал каждому из них радушным приветствием.

К полудню приготовления окончились и все собрались к обеду.

Охотники расположились группами по восемь или по десять человек; они весело разговаривали, смеялись и шутили.

Валентин Гиллуа, Бальюмер и Кастор поместились отдельно у огня; между ними царствовало мертвое молчание.

Наконец, Бальюмер прервал его.

— Между нами недостает еще многих, — сказал он, — не говоря уже о вожде, причина отсутствия которого мне известна, я не вижу ни Навая, ни экс-лейтенанта капитана Кильда… как вы его называете, Валентин?

— Блю-Девиль, — отвечал охотник.

— Ни Блю-Девиля, ни Бенито Рамиреса; разве они еще не возвратились?

— Нет еще.

— Странно! — заметил Бальюмер.

— А! О волке помолвка, а он на порог, — сказал Кастор. — Вот и Рамирес!

И действительно, в эту минуту на пороге показался молодой человек.

Он молча подошел к присутствующим и сел между Бальюмером и Кастором.

Рамирес был чрезвычайно задумчив и печален.

— Вы ничего не открыли? — спросил его Валентин.

— Ничего, — уныло отвечал молодой человек.

— Дорогой мой Октавио, — сказал охотник, тихо положив руку на его плечо, — не падайте духом, вооружитесь терпением!

— О, если бы вы знали, как я страдаю, — пробормотал он с выражением полного отчаяния, — мое сердце разбито!

— Не унывайте, мой друг, донна Розарио находится в безопасности, с ней ничего дурного не случилось!

— Вы в этом уверены? — быстро спросил Рамирес, поднимая голову.

— Совершенно уверен.

— Как же вы узнали об этом? Разве вы получили какие-нибудь известия?

— Я не сам узнал об этом, но мне говорили…

— Кто?

— Курумилла.

— Вождь, наш друг?

— Да.

— Он видел донну Розарио?

— Не думаю.

— Но в таком случае как же он мог узнать, что она находится в безопасности?

— Не знаю, но вам известно, что Курумилла никогда не лжет, что он не был бы так спокоен, если бы не был убежден в том, что он высказал.

— Это правда, — сказал Рамирес. — Я сам заметил, что он, сверх обыкновения, слишком мало принимает участия в этом деле, поднявшем всех нас на ноги.

— Вот видите!

— Но, быть может, он ненавидит донну Розарио!

— Вы с ума сошли, мой друг! Он любит ее больше, чем я себя.

— Вы правы, мой друг, я положительно потерял голову; но как же он мог узнать?

— Это всегда было для меня загадкой, я живу с ним почти неразлучно около двадцати пяти лет, в продолжение которых не раз бывали подобные случаи, но Курумилла никогда не ошибался. Я совершенно убежден в том, что все то, что сегодня он сообщил мне, сбудется с математической точностью.

— Но что же, наконец, он сообщил вам?

— Он сказал мне час тому назад, когда мы сидели вместе: не беспокойтесь, Курумилла хорошо видел; донна Розарио в безопасности; сегодня брат мой получит приятные известия и узнает все.

— Он так сказал вам?

— Слово в слово, как я передал вам; эти господа были при этом.

— Это правда, — подтвердили два охотника.

— Отчего же он выразился так неясно?

— Курумилла человек осторожный, он никогда не выскажет того, что, по его мнению, не следует говорить.

— И вы поверили всему этому?

— Вполне. Я знаю, что Курумилла никогда не решился бы обманывать меня; его уста никогда не осквернялись ложью. Неужели вы думаете, что я был бы так спокоен, если бы не полагался на слова вождя?

— Это правда; простите мне мое недоверие.

— Берите пример с меня, мой друг, вооружитесь терпением и спокойно ожидайте, пока сбудутся предсказания вождя; будьте благоразумны.

— Вы совершенно правы; мне совестно за свое малодушие.

— Ну, вот и давно бы так! Я вижу, что вы наконец успокоились.

— О да! Вы не говорили бы таким тоном, если бы ожидали какого-нибудь несчастья; ваше спокойствие внушило мне надежду на счастье, дало мне жизнь!

— Браво! Вот это мне нравится! За ваше здоровье!

— И за ваше также! — воскликнул весело молодой человек. — Вы превосходный доктор и неоценимый товарищ, Валентин; в несколько минут вы вылечили меня от тяжкого душевного недуга.

— От сумасшествия, — подсказал охотник.