киргаев она оказалась, можно сказать, жизненно важной, потому что с того дня всякий киргай, переступивший эту границу, мгновенно умирал.

– Погодите минутку! – запротестовал Келтэн. – Мы ведь столкнулись с киргаями к западу отсюда. Как же они могли перейти эту границу?

– Они были из прошлого, сэр Келтэн, – пояснил Заласта, разводя руками. – Граница для них еще не существовала, поскольку орел не совершил свой полет, когда они двинулись маршем на север.

Келтэн почесал в затылке и нахмурился.

– Я не слишком хорош в логике, – сознался он, – но разве в этом нет какого-то пробела?

Бевьер тоже ломал голову над этим парадоксом.

– Я, кажется, понимаю, как это могло быть, – с сомнением проговорил он, – но мне нужно все как следует обдумать, чтобы быть уверенным.

– Логика не может ответить на все вопросы, сэр Бевьер, – заметил Эмбан и, поколебавшись, добавил: – Конечно, необязательно передавать Долманту эти мои слова.

– Возможно, проклятие больше не действует, – предположила Сефрения. – В нем нет нужды, поскольку киргаи вымерли.

– И так или иначе, – прибавил Улаф, – у нас нет и возможности проверить, действует оно или нет. Стрейджен вдруг рассмеялся.

– А знаете, он ведь прав, – заметил он. – Вполне вероятно, что это ужасное проклятие все еще существует, но никто не знает об этом, поскольку люди, против которых оно направлено, исчезли с лица земли несколько тысячелетий назад. Кстати, мудрый, что же с ними случилось? – обратился он к Заласте. – Ты сказал, что они вымерли.

– Точнее говоря, милорд Стрейджен, они выморили самих себя.

– Разве в этом нет противоречия? – спросил Тиниен.

– Не совсем. Кинезганцы были почти полностью уничтожены в войне со стириками, но они теперь стали жизненно важны для киргаев, поскольку были единственными имевшимися в распоряжении Киргона войсками, которые могли перейти границу. Киргон велел киргаям заняться воспроизводством новых армий из этих некогда презренных низших полукровок. Киргаи были превосходными солдатами и безоговорочно подчинялись приказам. Они посвятили кинезганским женщинам все свое внимание, совершенно забросив своих собственных. К тому времени, когда они осознали свою ошибку, все киргайские женщины уже вышли из возраста, когда могли рожать. Легенда гласит, что последний киргай умер около десяти тысяч лет назад.

– Это возводит идиотизм до вершин искусства, не так ли? – заметил Стрейджен. Заласта тонко улыбнулся.

– Так или иначе, там, где когда-то была Кирга, теперь расположена Кинезга. Населяет ее раса уродов и недоумков, которые существуют лишь за счет того, что через Кинезгу проходят основные караванные пути между Тамулом и западными эленийскими государствами. Остальной мир взирает на этих потомков непобедимых киргаев с глубочайшим презрением. Они пронырливы, трусливы, вороваты и омерзительно раболепны – достойная судьба для отпрысков расы, которая некогда полагала себя достаточно божественной, чтобы править всем миром.

– История – такой мрачный предмет, – вздохнул Келтэн.

– Однако Кинезга – не единственное место, где являются призраки прошлого, – прибавил Заласта.

– Мы это уже заметили, – отозвался Тиниен. – Эленийцы в западном Астеле убеждены, что к ним вернулся во плоти Айячин.

– Тогда, вероятно, вы слышали и о человеке по имени Сабр? – спросил Заласта.

– Мы даже пару раз встречались с ним, – рассмеялся Стрейджен. – Не думаю, чтобы он представлял собой серьезную угрозу. Это просто недозрелый позер.

– Впрочем, он вполне подходит для западных астелийцев, – добавил Тиниен. – Их всех затруднительно назвать умниками.

– Я встречался с ними, – с гримасой отвращения заметил Заласта. – Однако Кимеар из Даконии и барон Парок, его глашатай, – противники посерьезнее. Кимеар был одним из людей, родившихся в седле, которые время от времени появляются в эленийском обществе. Он покорил два других эленийских королевства в западном Астеле и основал одну из тех «тысячелетних» империй, которые то и дело возникают в мире, чтобы развалиться на куски со смертью их основателя. Герой Эдома – Инсетес, живший в бронзовом веке, которому действительно удалось нанести киргаям первое серьезное поражение. Его глашатая зовут Ребал. Это, разумеется, не настоящее его имя. Разжигатели политических страстей, как правило, действуют под вымышленными именами. Айячин, Кимеар и Инсетес отвечают простейшим эмоциональным порывам эленийцев – прежде всего обилием мускулов и физической силой. Я ни за что на свете не хотел бы обидеть вас, друзья мои, но у вас, эленийцев, какое-то нездоровое пристрастие к разрушению и поджогу чужих жилищ.

– Это один из недостатков нашей расы, – признал Улаф.

– Арджуны представляют для нас иную проблему, – продолжал Заласта. – Они принадлежат к тамульской расе, и их заветные стремления более сложны. Тамульцы вовсе не стремятся править миром – они просто хотят получить его в собственность. – Заласта мимолетно улыбнулся Оскайну. – Впрочем, как представители своей расы арджуны не слишком привлекательны. Их герой – человек, который изобрел работорговлю.

Миртаи со свистом втянула воздух сквозь стиснутые зубы, и ее рука сама собой потянулась к кинжалу.

– Что-нибудь не так, атана? – мягко спросил Оскайн.

– Мне доводилось иметь дело с арджунскими работорговцами, – отрывисто ответила она. – Когда-нибудь, надеюсь, я встречусь с ними снова, и уж на сей раз я не буду ребенком.

Спархок вдруг осознал, что Миртаи никогда не рассказывала им о том, как она стала рабыней.

– Этот арджунский герой более свежего происхождения, чем прочие, – продолжал Заласта. – Жил он в двенадцатом столетии, и имя его – Шегуан.

– Мы слыхали о нем, – мрачно сказал Энгесса. – Его люди завели обычай нападать на учебные лагеря атанских детей. Мы более или менее убедили арджунов больше так не делать.

– Звучит зловеще, – заметила баронесса Мелидира.

– Это было настоящее бедствие, баронесса, – сказал Оскайн. – В семнадцатом столетии арджунские работорговцы устроили набег на Атан, и имперский администратор поддался чувству справедливого гнева. Он приказал атанам устроить карательный поход в Арджуну.

– Мои соотечественники до сих пор поют песни об этом походе, – почти мечтательно проговорил Энгесса.

– Что, так плохо? – негромко спросил Эмбан у Оскайна.

– Чудовищно, – ответил тот. – Безголовый осел, отдавший этот приказ, не понимал, что когда велишь атанам что-то сделать, необходимо особо запретить применение некоторых мер. Болван попросту дал атанам полную волю. Они повесили короля Арджуны и загнали его подданных в южные джунгли. Нам пришлось затратить почти двести лет на то, чтобы уговорить арджунов слезть с деревьев. Это был тяжкий удар по экономике всего континента.

– Эти события относятся к более недавнему прошлому, – отметил Заласта. – Арджуны всегда были работорговцами, и Шегуан был лишь одним из тех, кто действовал в северной Арджуне. Он был прежде всего организатором. Он создал невольничьи рынки в Кинезге и привел в систему размеры взяток, которыми защищались невольничьи караваны. В Арджуне мы встречаемся с той особенностью, что глашатай древнего героя куда примечательнее, чем сам герой. Его имя – Скарпа, это умный и опасный человек.

– Как насчет самого Тамула и Атана? – спросил Эмбан.

– И мы, и атаны оказались нечувствительны к этой заразе, ваша светлость, – ответил Оскайн. – Видимо, все дело в том, что тамульцы чересчур большие эгоисты, чтобы иметь героев и беззаветно их почитать, а еще потому, что атаны древности были настолько меньше нынешних своих потомков, что