его поймают за шиворот и обратно за столик посадят. И не переживай по этому поводу. У него сейчас только одна цель, тебя в постель затащить. Он уже спит и видит, когда это произойдет, для него это уже дело принципа. Ты же его на такие деньги развела!

— У него ничего не получится, даже если он купит все кафе Петра Петровича.

— Посмотрим, как ты будешь выкручиваться.

— Элементарно. Я человеку никаких надежд не давала.

— Ничего себе! Такой стол — и никаких надежд? — присвистнул Никита.

— Ну и что? Он просто хочет мне угодить. Тем более, я ему ничего не обещала. С какой это стати я должна с ним спать? За эту жрачку, что ли? Это он должен расплатиться с официанткой, а с какой кстати и с кем я должна за что-то расплачиваться? Если он хочет увидеть меня еще раз, то пусть приходит завтра вечером и повторит свой трюк. Тогда мы устроим не рыбный день, а мясной. И вообще, Пётр Петрович представил меня как нового сотрудника, верно?

— Верно, — согласился Никита.

— Так если я новый сотрудник, значит, охранники должны меня охранять и моя безопасность — это их личные проблемы.

В этот момент к моему столику подошла та самая чересчур вульгарная девица, еще совсем недавно пытавшаяся совратить жадного дедулю, который втайне от больной супруги взял модный костюм своего зятя и пустился во все тяжкие.

— Девушка, я так понимаю, вы здесь работаете? — довольно недоброжелательно начала девица.

— И что дальше? — таким же тоном спросила я.

— А вообще-то, эта территория моя и моей подруги. Мы за нее хозяину платим, и в нашем ремесле нам конкуренты не нужны. Поэтому я делаю вам предупреждение: берите своего клиента и уходите.

— Он что, чемодан, и я его должна за ручку взять и уйти?!

— Второго предупреждения не будет, — не обратила внимания на мои слова эта крайне неприятная особа. — Оттаскаю за волосы и поставлю фингал под глазом. Так отделаю, что ни один клиент на тебя не позарится.

— У вас все?

— Все?

— А вы, простите, каким ремеслом занимаетесь?

— Тем же, что и вы. Тут у каждого своя территория, вы у меня хлеб забираете.

— Кира, эта девушка от Петра Петровича. Он ее сегодня всем работникам представлял, — вступил в разговор Никита, пытаясь осадить разъяренную девицу. — Она наша сотрудница, консумацией занимается.

— Чем? — переспросила девушка и захлопала накладными ресницами.

— Консумацией.

— Какой еще консумацией?!

— Разводит клиентов на деньги.

— А что, такая должность есть?

— Не должность, а ремесло. Вернее, даже искусство. Пётр Петрович ввел новую штатную единицу.

— Надо же! Тогда извиняюсь.

— Ничего, бывает. — Я посмотрела на Никиту благодарным взглядом и обратилась к девушке: — После того как я выполню свою работу и основательно раскручу клиента, а скорее всего моя работа уже подходит к концу, вы можете к нему подсесть и предложить интимные услуги. Поймите, я вам не соперница и никогда ею не стану. У нас с вами совершенно разный род деятельности. Только смотрите, не продешевите. Мужчина гуляет на широкую ногу, клубнику со сливками ведрами ест.

— Я это уже поняла, — пробурчала себе под нос девушка и удалилась.

— Да, клиент конкретно попал, — ухмыльнулся Никита и пошел на свое рабочее место.

Я посмотрела в сторону столика, за которым сидели Пётр Петрович и вполне приличный господин, и увидела, что он показывает мне ровно пять пальцев, а это значит, что он ставит мне за мою работу «пятерку». Его собеседник смотрел на меня с нескрываемым интересом, а я не придумала ничего лучшего, как послать ему очередной воздушный поцелуй.

— Настя, имей совесть. — Лев сел на свое место и нервно застучал пальцами по крышке стола.

— А я ее никогда и не теряла. Она на месте, — без тени сомнения ответила я.

— Что-то я не вижу.

— Быть может, у тебя зрение плохое? Надень очки и посмотри повнимательнее: моя совесть всегда при мне.

— Я взял тебе ведро клубники со сливками, а ты шлешь воздушные поцелуи другим мужчинам.

— Хочу и шлю, — сказала я и довольно сексуально засунула в рот крупную ягоду клубники.

— Но я же купил ведро…

— В том-то и дело, что ты купил не меня, а ведро.

— Но ведь я купил это ведро тебе.

— Почему только мне? Давай есть вместе.

— Настя, но ведь ты пришла со мной… — беспомощно заговорил Лев.

— Я не пришла с тобой. Ты сам пригласил меня за свой столик, и я решила оказать тебе честь и за него села.

От этих слов Лев сморщился и, видимо, хотел сказать мне какую-то гадость, но тут же проявил выдержку и не стал этого делать, не теряя надежды на то, что у него сегодня со мной все получится…

— И даже если бы я пришла с тобой, то что дальше? Что это меняет? Я что, тебе чем-то обязана? Я — твоя собственность? Я, кроме своей семьи, в этой жизни никому и ничем не обязана.

— Но я ревнивец, — попытался выкрутиться Лев.

— И что?

— Я тебя ревную!

Это твои проблемы. Лев, я приехала сюда на отдых, а ты вешаешь на меня свои проблемы. Ну сам посуди, зачем они мне нужны? У меня своих по горло, я же тебя ими не достаю.

Вынув из кармана носовой платок, Лев вытер выступивший на лбу пот и позвал официантку.

— Ты что, хочешь, чтобы уже принесли счет? — спросила я не без издевки. — Мы же еще толком ничего не поели.

— Я хочу выпить водки, — отчеканил вконец расстроенный Лев и, как только к нашему столику подбежала Люська, нервно сказал: — Водки граммов триста, и побыстрее.

— Я мухой! — обрадованно произнесла Люська. — Самой дорогой?

— Что?

— Я говорю, водки-то самой дорогой принести?

— Самой дорогой, — раздраженно ответил Лев и принялся раскачиваться на стуле.

— А что граммов триста-то? Может, дама тоже захочет? Давайте сразу пол-литра? Что чекушки таскать?

— Хорошо. Пол-литра самой дорогой водки, и как можно быстрее.

Я медленно потягивала шампанское и наблюдала за побагровевшим от злости Львом. Как только Люська принесла графин с водкой, Лев быстро выпил рюмку и злобно меня спросил:

— Настя, а ты за что так мужиков ненавидишь?

— Бог с тобой! Я их очень люблю.

— Не заметил.

— Я же говорю, что у тебя зрение плохое.

— Со зрением-то у меня как раз все в порядке.

— А в чем, собственно, дело?

— Тебя кто-то из мужиков сильно обидел? Да?

— Нет, — покачала я головой и съела еще ягоду клубники. — А меня обидеть невозможно, у меня зубы очень острые.