мне на нервы, однако, не думаю, что я ее ненавижу.

— А я ненавижу, — сказала Дороти.

— Ты мне об этом говорила на прошлой неделе. Я хотел тебя спросить: ты знаешь — или, быть может, видела когда-нибудь — того самого Артура Нанхейма, о котором мы говорили в баре сегодня вечером?

Она сердито посмотрела на меня.

— Вы пытаетесь уклониться от темы нашего разговора.

— Я просто хочу знать. Он знаком тебе?

— Нет.

— Его имя упоминалось в газетах, — напомнил я ей. — Именно он рассказал полиции, что Морелли был приятелем Джулии Вулф.

— Я не запомнила его имени, — сказала она. — И не припоминаю, чтобы мне до сегодняшнего вечера приходилось о нем слышать.

— Ты никогда его не видела?

— Нет.

— Иногда он называл себя Альбертом Норманом. Это тебе что-нибудь говорит?

— Нет.

— Ты знаешь кого-нибудь из тех людей, которых мы видели сегодня у Стадси? Или же что-нибудь о них?

— Нет. Честное слово, Ник, я бы сказала, если бы знала хоть что-нибудь полезное для вас.

— Независимо от того, кто бы от этого пострадал?

— Да, — немедленно ответила Дороти и тут же добавила: — Что вы имеете в виду?

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. — Дороти закрыла руками лицо, голос ее был едва слышен.

— Я боюсь, Ник... Я... — В дверь постучали, и она отдернула руки от лица.

— Войдите, — крикнул я.

Энди открыл дверь ровно настолько, чтобы просунуть в щель голову. Он постарался ничем не выразить обуревавшего его любопытства и сказал:

— Лейтенант желает с вами поговорить.

— Сейчас иду, — пообещал я.

Он приоткрыл дверь чуть пошире.

— Лейтенант ждет. — Энди, по всей видимости, попытался многозначительно мне подмигнуть, однако угол рта его оказался гораздо более подвижным нежели веко, и в результате лицо его исказила страшная гримаса.

— Я скоро вернусь, — сказал я Дороти и вышел вслед за Энди.

Он закрыл за мной дверь и наклонился к моему уху.

— Мальчишка подсматривал в замочную скважину, — прошептал он.

— Гилберт?

— Ага. Он успел отскочить от двери, когда услышал мои шаги, но он подглядывал, это как пить дать.

— Уж он-то вряд ли был шокирован тем, что увидел, — сказал я. — Как вам показалась миссис Йоргенсен?

Энди вытянул губы, сложив их трубочкой, и с шумом выдохнул воздух.

— Ну и дамочка!

Мы вошли в спальню Мими. Она сидела в глубоком кресле у окна и, казалось, была весьма довольна собою. Она весело мне улыбнулась и сказала:

— Теперь душа моя чиста. Я созналась во всем.

Гилд стоял у стола, вытирая лицо носовым платком.

На висках у него все еще поблескивали капельки пота, а лицо лейтенанта выглядело старым и усталым. Ножик и цепочка, а также носовой платок, в который они были завернуты, лежали на столе.

— Закончили? — спросил я.

— Я не знаю, и это факт, — ответил Гилд. Он повернул голову и обратился к Мими: — Как вы считаете, мы закончили?

Мими засмеялась.

— Не представляю, что еще мы могли бы сделать.

— Что ж, — медленно и как бы нехотя произнес Гилд, — в таком случае, с вашего позволения, я хотел бы пару минут побеседовать с мистером Чарльзом. — Он аккуратно сложил носовой платок и сунул его в карман.

— Можете беседовать здесь. — Мими встала с кресла. — А я пока пойду поболтаю с миссис Чарльз. — Проходя мимо меня, она игриво дотронулась до моей щеки кончиком пальца. — Не позволяй им говорить обо мне всякие гадости, Ник.

Энди распахнул перед ней дверь, затем снова закрыл после того, как она вышла, опять сложил губы трубочкой и с шумом выдохнул воздух.

Я прилег на кровать.

— Итак, — сказал я, — какие дела? Гилд откашлялся.

— По ее словам, она нашла вот эту цепочку и ножик на полу, куда они упали, и скорее всего, после того, как секретарша вырвала их у Уайнанта; она также рассказала нам о причинах, по которым до сих пор прятала улику. Между нами говоря, все это довольно бессмысленно, если рассуждать логически, однако, быть может, в данном случае не стоит рассуждать логически. По правде говоря, я до сих пор не знаю, что и думать по поводу этой женщины, честное слово не знаю.

— Главное, — посоветовал я ему, — не дать ей измотать себя. Когда вы ловите ее на лжи, она признает это и пытается накормить вас очередной ложью, а когда вы ловите ее в следующий раз, она опять признает это и вновь кормит вас новыми байками, и так далее. Большинство людей — даже женщины — теряют вкус ко лжи после того, как вы поймаете их три-четыре раза к ряду, и начинают либо говорить правду, либо молчать, но с Мими все происходит иначе. Она продолжает свои попытки, и вам следует быть начеку, в противном случае вы к своему удивлению вдруг начнете ей верить, причем не потому, что она станет, наконец, говорить правду, а просто потому, что вам надоест ей не верить.

Гилд сказал:

— Гм-м-м. Может быть. — Он засунул палец за воротник. Казалось, он сильно смущен. — Послушайте, вы думаете, это она убила секретаршу?

Энди, как я вдруг заметил, смотрел на меня так пристально, что глаза его едва не вылезали из орбит. Я сел и спустил ноги на пол.

— Хотел бы я знать. Конечно, вся эта история с цепочкой смахивает на вранье, но... Мы можем установить, действительно ли у него была такая цепочка, а может, и сейчас еще есть. Если Мими помнит эту цепочку настолько хорошо, насколько утверждает, то она вполне могла объяснить ювелиру, каким образом изготовить еще одну такую же, а что касается ножика, то любой может купить подобную вещицу и выгравировать на ней какие угодно инициалы. Многое говорит против того, что она зашла так далеко. Если она подбросила точную копию цепочки, то скорее всего оригинал тоже у нее — возможно, он у нее уже давно, — однако, все это вам, ребята, предстоит проверить.

— Мы делаем все, что можем, — терпеливо сказала Гилд. — Итак, вы полагаете, что это сделала она?

— Вы имеете в виду убийство? — Я покачал головой. — Пока я еще не зашел так далеко в своих предположениях. Как насчет Нанхейма? Пули совпадают?

— Совпадают, они из того же пистолета, что и в случае с секретаршей — все пять.